Три книги про любовь. Повести и рассказы. - Ирина Валерьевна Витковская
И – тени. Испуганные, тоскующие первородки «на сохранении». Им бы в тепле уютного дома греться и успокаиваться в родных объятиях, мужу чай, воркуя, наливать да в кресле под маминым пледом книжку про любовь… Ан нет. Обход. Магнезия. Кровь – общий анализ. Моча по Зимницкому. По Нечипоренко. В смотровую шагом марш!
Загремела я с низким гемоглобином, никакие мои уговоры на участковую фельдшерицу не подействовали: на фига ей лишние проблемы? Давай вон в роддом, пусть там врачи за тебя отвечают.
«Выкидыш хочешь?» – и швырк направление передо мной на стол.
Не хочу, конечно. Но и ноги туда не несут.
Обозванная в коридоре сестрой-хозяйкой «бледной спирохетой», плакать потихоньку начала ещё в приёмном отделении; в том же отвратительном настроении толкнула облупленную дверь с вековыми наслоениями масляной краски.
В палате лежали две такие же, как я. Плюс четыре пустые кровати со скатанными матрасами.
Мы с Викой – первородящие и старородящие одновременно – двадцать шесть и двадцать девять лет. И Ольга. Девчонка совсем. Только-только восемнадцать исполнилось.
Со слезами, опустив голову, раскатала матрас, кое-как постелила простыню и легла, сжавшись в комочек и отвернувшись ото всех. Тосковала. Боялась. А дома метался муж – такой же одинокий и испуганный, как я.
До вечера пребывала в меланхолии, страдая под одеялом. Девчонки тихо переговаривались за моей спиной, звенели ложечками, размешивая в чае сахар…
А потом ничего. Освоилась. Разглядела соседок.
Вика была обыкновенная, похожая на меня. Муж, любящие родители… У неё и повода-то особого в больнице лежать не было: так, профилактически. Витамины, анализы… Готовились люди к серьёзному событию. Продуманно, методично.
А Ольга… Это особый разговор.
Вообще было непонятно, как такая может родить. Уличная девчонка, пацанка, мальчишница. Такая… Дубок-грибок. Маленькая, приземистая, крепко сколоченная, взгляд исподлобья, стрижка «под горшок». Упрямая. Не заплачет, не попросит…
– Так это ж… Династия наша, рудниковская. Не знаешь, что ли? – вполголоса спросила Вика. – Потаповы. Десять детей у них в семье. Отец – шахтёр, личность известная, – и засмеялась.
Разговаривает – только матом. Если что – так обложит, не подходи. Да и чему удивляться, собственно? Попробуй-ка, десятерых подними…
А потом я их увидела, Ольгиных братьев-сестёр… Такие же точно, как она, один в один, грибочки, мал-мала меньше. Пятеро. И Ольга среди них – главный гриб. Я, ожидая мужа, читала книжку, посматривая, как они всем кагалом сидят внизу, в холле для приёма посетителей. Шмыгающие носами, с красными обветренными лапами, с заплатанными коленками… Обсуждали громко Сеньку, который не пришёл по причине совсем прохудившихся валенок. Хотел было стибрить Гришкины, да вовремя получил в нос.
Гости вели себя солидно, видимо, помнили материны инструкции, сопли подтирали деликатно, ребром ладони, отвернувшись от прочей публики. Важно достали и продемонстрировали окружающим гостинец – купленную в кулинарии здоровенную ватрушку. Такой… полуметровый круг из теста, слегка намазанный сверху сметаной, взбитой с сахаром. И так-то подошва, а уж застывший на двадцатипятиградусном морозе – совсем несъедобный.
Ольга тут же, как птица-мама, разделила гостинец на равные части и скормила птенцам. И что-то я не заметила, чтобы она ела вместе с ними. Может, конечно, пропустила чего…
Она всё время сновала между ребятами – подтягивала штаны, подбирала упавшие на пол шапки, которыми дети время от времени кидались, приглаживала им вихры, сажала младшего на колени. Она не обнимала, не целовала их, но… Чувствовалась в её кружении настоящая сила, вот. Забота. Любовь. И ещё – единение с братьями. Как пальцы в сжатом кулаке. Попробуй тронь одного! Разорвут.
Ольгу нелегко было разговорить. Она, как ёжик ко всему миру, выпускала иголки заранее, становилась в оборонительную позицию ещё когда нападать-то никто и не думал… Упреждающе.
– Жизнь не баловала, вот и… – уронила наблюдательная Вика, – с чего улыбкой-то расцветать?
Но всё же оттаяла. Почувствовала, видно, наше искреннее участие. В отличие от сестёр, нянек, смотревших на неё брезгливо и фыркавших при одном только приближении.
Конечно, вот мы – ухоженные, уютные, в домашней фланели и ночнушках с бантиками, с собственными кружками в анютиных глазках. Ложечки, цветные полотенчики, романы с портретами красавиц на обложках. И – Ольга. В застиранной драной больничной хламиде. Клеёнчатых жутких тапках со смятыми задниками. Кроме зубной щётки и расчёски, другого имущества не имеющая…
– Как же она… – спрашивала я Вику, – забеременеть ухитрилась? Такая… – я не могла подобрать слово, – бука, ёжик такой… недоверчивый?
– Ну конечно, – насмешливо проговорила она, – ты думаешь, в библиотеке своей, что дети только от романтических отношений рождаются… Нет, милочка. По-всякому.
Потихоньку-полегоньку вытащили мы, конечно, Ольгину историю.
Ольга училась в ПТУ, а летом и ранней осенью ездила «с братовьями» на сельхозработы по колхозам – яблоки убирать, картошку и всё остальное, что прикажут.
Сезонники, короче. Так это тогда называлось.
Вот и прошлым летом они ездили вчетвером – Сашка, Колька, Мишка и Ольга. Сашка с Колькой – близнецы, взрослые уже, армию отслужили, Мишке – четырнадцать, малой ещё. Ну и Ольга с ними.
– А что? – задиристо спросила она. – Я чем хуже? Не слабей никого. Где потребуюсь. Хоть ящики таскать, хоть что. Со всеми наравне.
– Как же, братья родные… Ящики таскать тебя заставляли? – удивлялась я.
Ольга смотрела на меня, как на дуру.
– Никто не заставлял… Чё заставлять-то? Если работа есть – ящики таскать, все таскают! Я сяду, сидеть буду, да?
Для жилья им выделили пустой дом. Завтраком, обедом и ужином в колхозной столовой кормили. Мыться – раз в неделю, в бане, колхозной же. Каждый день – речка рядом, даже в обед сбегать успевали.
А вечером… Начиналось самое веселье. Дом превращался в осаждаемую крепость. Наезжали местные на мотоциклах и пытались взять его штурмом. Орали-пугали. Матерились. Постреливали из обреза.
– Почему, что вы им сделали, – допытывалась я, – за что они вас так ненавидели? Может, братья твои там… В клубе, на танцах, с их девушками танцевали?
Это я собрала в своей голове всё, что знала из книжек о колхозной простой жизни.
Как-к-кие танцы, какие девушки? Клуб «временно» был закрыт уже лет пять! Предположение о том, что кто-то кого-то ненавидел, Ольгу вообще в тупик поставило. Никто не ненавидел. Днём на работе встречались. Эти ж все – механизаторы широкого профиля. На тракторах. Здоровались даже. А нападали… Ну, так… Положено, и всё. Развлекались, короче…
Жуть пробирала от рассказов об этих забавах. Мотоциклы, обрезы. Самогон у Тутихи… Они с Мишкой не выпивали, нет. Только старшие.
– И вот, как ночь – лезут, лезут, – взахлёб, размахивая руками, рассказывала Ольга, – в окна долбят, стёкла дрожат!.. Побили некоторые, мы их потом досками заколотили. В дверь шибают, весь
