Доктор, не споткнитесь о поребрик! - Жанна Юрьевна Вишневская
А сегодня накрыло опять. После неожиданной встречи с девочкой и ее жестокой песенки.
* * *
Через несколько дней Светлана уже знала, что девочку зовут Валей Мартыновой. Собственно, так ее оформили, а настоящего имени не знал никто. Валю привезли из Дома малютки. По оценке педиатра, по костному возрасту ей, вероятно, было лет пять, хотя весила она десять килограммов и почти не разговаривала. А если открывала рот, то извергала такие гадости, что коробило даже видавших виды милиционеров. Судя по документам, ее нашли привязанной, как собаку, к ножке кровати, рядом стояли ведро с водой и вылизанная тарелка. Где родители, никто не знал. Позвонили соседи, когда почувствовали запах и услышали детский плач, похожий на кошачий писк, даже не сразу сообразили. Соседи же и сказали, что квартиру месяц назад сняли приезжие, но почти не показывались. Кто такие и откуда, тоже никто не знал.
Назвали Валей, фамилию Мартынова получила в честь директора детского дома – да там половина Мартыновых была. Как могли выучили, немного откормили, хотя Валя по-прежнему оставалась абсолютно асоциальным ребенком. Чуть что – ругалась, кусалась, дралась. Конечно, с ней пытались работать, но пока безуспешно.
Все это Светлана Андреевна узнала от директора детского дома.
Валю собирались переводить в специнтернат для умственно отсталых, хотя, если честно, она была очень трудной, злобной, но вовсе не глупой девочкой. Даже одаренной – неплохо рисовала. Все рисунки были карикатурными, зато она поразительно схватывала черты лица и характера.
Светлане показали ее художества. Многие из этих грубых и жестоких портретов хранились в личном деле девочки.
Карелина с головой ушла в работу. «Вот где для психолога раздолье!» – с горечью думала она.
Практически все воспитанники детского дома были ее пациентами. Они все в той или иной степени прошли через какую-то травму. Самое интересное, что меньше всего проблем доставляли отказники из родильных домов – им не о чем было горевать, потому что они с самого начала ничего не имели. У всех остальных были за спиной или трагическая авария, или родители – алкоголики либо преступники. Скитания по родственникам, иногда насилие и, наконец, детский дом.
Со всем этим и должна была работать Светлана Андреевна. И одновременно с собой: с кошмарами и травмами собственной юности, так что понимала она своих подопечных как никто.
Светлана была добра и терпелива: не копалась в ране, а пыталась разобраться в проблеме и найти если не способ решения, то хотя бы выход из ситуации. К каждому нужно было подойти индивидуально, найти в ребенке какой-то навык, который помог бы реализовать лучшие качества и приглушить боль посттравматического синдрома.
На очередную встречу с Валей Светлана принесла альбом и карандаши.
– Валя, я хочу, чтобы ты мне что-нибудь нарисовала – что угодно, на твое усмотрение.
Девочка недоверчиво взяла альбом, покрутила карандаш.
– Не надо рисовать сейчас, подумай, завтра принесешь.
Ни слова не говоря, Валя вышла, но альбом и карандаши унесла с собой.
Утром под дверью Светлана нашла изрисованный альбом.
Она ожидала увидеть два-три рисунка, но, похоже, девочка не спала всю ночь. Все листы были изрисованы примерно одинаковыми картинками. Дрожащими руками Светлана перелистывала альбом. На каждом наброске были мерзкое бородатое лицо, огромные руки.
То самое лицо, из ее снов! Тот же щербатый рот, застывший то ли в злобном оскале, то ли в кривой улыбке. Казалось, Валя подсмотрела ее кошмар! Несколько раз Светлана порывалась встать, но не могла даже приподняться. Пальцы дрожали, она выронила альбом. Страх парализовал ее до такой степени, что ей понадобилось время, чтобы справиться с собой. Не заглядывая больше в альбом, Карелина отнесла его директору. Они долго совещались, как начать разговор с девочкой. Наконец Мартынову вызвали в директорский кабинет.
– Валя, кто этот человек? – пересохшими губами спросила Светлана.
– Гад! – выпалила девочка.
Психолог и директор переглянулись. В первый раз Валя заговорила о своей прошлой жизни. Она даже не сказала, она просто нарисовала. Но как начать расспрашивать? Напрямую? Имеют ли право они так копаться в душе маленькой травмированной девочки?
Одновременно Светлана боролась со своим страхом. По привычке заныл живот – так случалось каждый раз, когда она вспоминала насильника.
* * *
Много лет назад, когда Света немного пришла в себя после операции, с ней в присутствии психолога начал работать следователь по раскрытию особо тяжких преступлений. Как оказалось, она была не единственной жертвой насильника, но некоторые женщины, особенно постарше, предпочли молчать, чтобы избежать позора. Светин же случай стал достоянием гласности. После того как в газетах и на телевидении появились объявления о розыске предполагаемого преступника и предупреждения об осторожности, особенно в уединенных местах, в органы милиции обратились еще несколько пострадавших. По свидетельствам жертв составили словесный портрет. Все в один голос говорили, что преступник был высоким, заросшим и грязным. Никто не помнил точных деталей, ни одной конкретной черты. По пробам ДНК анализов Светланы ничего в базе данных обнаружить не удалось. Следствие зашло в тупик. Помог случай.
В результате падения под колесами электрички погиб неизвестный мужчина. Вскрытие показало, что он был в состоянии алкогольного опьянения. Чтобы опознать погибшего, взяли пробы ДНК, и, к изумлению следователей, она оказалась идентичной ДНК насильника Светланы Карелиной. Поскольку его лицо при аварии пострадало незначительно, посмертные фото показали всем, кто обратился в милицию. Три из пяти женщин признали в нем насильника. Две не были уверены. Свете показали фото много позже, после второй восстановительной операции. Дело уже закрыли, сравнительный анализ ДНК был неопровержимым доказательством, а травмировать девочку лишний раз не хотели.
Но самое интересное заключалось в том, что преступник оказался совсем небольшого роста, чуть ли не ниже среднего, и вовсе не был бомжом, хотя все женщины говорили об огромном грязном мужчине. Уже потом, когда Света тоже опознала насильника, психолог объяснил ей, что жертвы под действием стресса часто склонны к преувеличениям. Они утрируют подробности – звуки, запахи, визуальные образы, часто даже противоречат сами себе, что ставит под сомнения их показания. Мозг концентрируется на конкретном моменте, а общая картина затуманивается или теряется. Это так называемая фрагментарность воспоминаний нужна пострадавшему, чтобы отстраниться от травмирующей ситуации.
* * *
Все это Светлана Андреевна поняла и осознала гораздо позднее, в институте, когда изучала психологию жертвы.
Сейчас эта жертва стояла перед ней. Маленькая запуганная девочка. Ей тоже казалось, что ее мучитель был огромен и бородат. Разве не такими иногда пугают детей родители? Вот придет большой бородатый Карабас-Барабас и заберет тебя,
