Доктор, не споткнитесь о поребрик! - Жанна Юрьевна Вишневская
И в этой жизни Эля получила право свободного выбора – поступила в медицинский на дневное, закончила его с отличием и стала очень неплохим стоматологом. Работала в поликлинике, но принимала пациентов частным образом, так что жили они с мамой припеваючи. А уж когда Эля вышла замуж за зубного техника, они с мужем и вовсе купили кооперативную квартиру, машину и стали считаться чуть ли не элитой.
Однажды Эля заскочила в комиссионный магазин к знакомой, посмотреть на оригинальные сережки с жемчугом, вроде даже принадлежавшие некогда какой-то графине. Сережки ей не понравились, слишком вычурные, да и просили за них несуразно дорого.
Она уже собиралась уходить, когда увидела в углу пианино.
– Это «Стейнвей», – с уважением сказала приятельница.
Эля зачем-то открыла крышку. Пианино смотрело на нее открытым ртом, как пациент. Потрогала белые клавиши – пианино послушно отозвалось. «Желтоватый налет», – машинально отметила Эля и придвинула концертный стул.
Она очень давно не играла по-настоящему, но иногда подбирала на слух мелодии современных песен где-нибудь в гостях, на вечеринках. Что-что, а слух у нее был абсолютным. Поморщилась, сразу уловив фальшивую си-бемоль, но пальцы уже бежали по клавишам, ловко и уверенно, как будто она проверяла зубы пациенту.
Эля часто посещала консерваторию, слушала музыку дома, и даже в кабинете у нее всегда играла классическая музыка. Сейчас она по слуху пыталась подобрать «Времена года» Вивальди.
Как там «Зима»? Драматическая, с надрывом, ледяная музыка, словно изморозь на ветках, холодная, словно набор инструментов. В Элином воображении тонко и надрывно звенел немецкий стальной бор, новокаин замораживал воспаленную десну. Музыка зимы Вивальди тоже обжигала холодом. От клавиш хотелось скорее оторваться и подуть на пальцы, чтобы согреться, но бор нельзя отпустить или ослабить хватку, он свистит и жужжит, как метель в зимнем лесу, один неосторожный шаг – и провалишься по пояс, затянет в сугроб, и не выберешься. Посетители с удивлением смотрели на женщину средних лет, которая наигрывала знакомую многим мелодию, часто останавливалась, потом, нащупав верный аккорд, двигалась дальше, а из-под пальцев уже лилось какое-то подобие музыки.
У «Весны» совсем другая мелодия: уже вычищено дупло зуба, теперь его надо промыть чистой водой из ирригатора, самое страшное позади, боль отступает, пациент пытается растянуть в улыбке наполовину замороженный рот. Ватные тампоны летят в мусор, набрякшие от слюны и крови, как комки рыхлого вешнего снега.
И вот наконец «Лето» – заживляющее, теплое, светлое. Пальцы берут аккорд – нет, неверно, там не так было. Видимо, ошиблась с цветом, надо взять другой материал, а то пломба будет выделяться среди здоровых зубов. Конечно, березовая роща, пятна на березах – как пломбы. Что за странные ассоциации? Эля улыбнулась. Давно пора домой.
Но она все наигрывала и наигрывала, улыбаясь внутри себя маленькой пятилетней девочке, которую несколько десятилетий назад привели в концертный зал консерватории послушать Вивальди.
* * *
Элеонора Эдуардовна купила пианино. Ушла на полставки, стала брать частные уроки и очень скоро стала давать семейные концерты. Ее дом превратился в приятный музыкальный салон, и на первой самодельной афише, которую с гордостью сделали ее дети при одобрении обожавшего Элю мужа, было написано: «Элеонора Эдуардовна Лебедева-Грекова. Вивальди. Времена года».
А то, что иногда фальшивит си-бемоль, так разве это проблема, если есть хороший настройщик?
Глава девятнадцатая
Основы диетологии,
или Синдром вырванного зуба
Жестокие слова больно ранили душу. Каждый раз на ее поверхности образовывалась ссадина, которая долго не заживала. В недолгие моменты затишья сверху нарастала тонкая корочка, но приходила новая обида, безжалостно разрушая еле затянувшуюся ткань. Время частично лечило, хотя душа упрямо расковыривала ранку ребячьим пальчиком с обгрызенным ногтем и заусеницами, испытывая какое-то мазохистское облечение от боли.
Так дети языком ковыряют ранку от выпавшего молочного зубика: знают, что будет неприятно и даже больно, но не могут удержаться. Счастливчикам рассказывают сказку про фею, которая ночью приносит подарок за выпавший зуб, поэтому им не страшно и они с нетерпением ждут этого события. Те, кому повезло меньше, с надеждой лезут под подушку, но ничего не находят. Каждый раз они слепо верят, что фея на этот раз просто забыла, но обязательно придет потом. Ранка затягивается, а разочарование от того, что сказка обернулась обманом, остается на всю жизнь. А бывает еще хуже, когда нетерпеливые родители, устав от постоянного нытья, просто привязывают зуб ниткой к ручке двери, а потом резко ее захлопывают. Вот и запомнишь, как с кровью и мясом выдирали шатающийся зубик. А потом ставь хоть пломбы и коронки, хоть золотой имплант – фантомная боль всегда будет с тобой. И разочарование будешь нести по жизни, как верблюд – два горба, и обида будет болтаться тяжелым балластом, а рубцы изуродуют душу больше, чем следы от порезов или вулканических подростковых прыщей. А от того, что это красиво назовут посттравматическим синдромом, ни на минуту легче не станет.
* * *
– Это мои любимые девочки. – Доктор Кира открыла дверь и пропустила группу вперед.
Палата была солнечная, уютная, не больничного вида. Скорее, напоминала санаторий. На кроватях были разложены игрушки, цветные подушки, на тумбочках и столе – книги, расставлены цветы в баночках вместо ваз. Студенты завистливо вздохнули: им бы хоть денек полежать, отдохнуть от зубрежки, зачетов, да и просто отоспаться.
Их разноголосо поприветствовали девочки-подростки, выглядевшие совершенно здоровыми.
– Здравствуйте, мои дорогие! – широко улыбнулась доктор Кира.
– Здравствуйте! – вразнобой, но тоже радостно ответили девочки.
Доктор Кира взглянула в больничные карты:
– Лена! Идем заново взвешиваться.
С кровати у окна поднялась худенькая девочка и возмущенно спросила:
– Ну почему опять я?!
– А потому, что у тебя самый большой набор веса, а медсестра вчера опять видела, как ты хлеб прятала в карман. Давай-давай, иди, и нечего надевать теплую куртку. Я при взвешивании все равно заставлю снять и карманы заодно проверю. Что я, ваших хитростей не знаю? У меня не только яблоки и чашки с песком в карманах прятали – одна умница в соседнем ларьке гирьку стащила. Так что лучше все из карманов на стол и в весовую. Да побыстрее!
Страшно покрасневшая Лена вытащила из кармана маленькую, но увесистую книжку стихов.
Доктор Кира усмехнулась:
– Вот они, твои двести граммов!
При перевесе оказалось, что Лена за неделю потеряла килограмм.
– Когда были последние месячные? – строго спросила доктор Кира.
– Не помню… – Лена уже была на грани слез.
– Зато я помню! – Доктор Кира покопалась в записях. – Полгода назад.
