Сны деревни Динчжуан - Янь Лянькэ
А потом положил ладонь на веки Ли Саньжэня, и глаза у него закрылись, а губы сомкнулись.
Глаза закрылись. И губы сомкнулись.
С опущенными веками и сомкнутым ртом покойник преобразился. На пожухшее лицо Ли Саньжэня сошла безмятежность. Как будто ему не о чем больше тревожиться, нечего жалеть.
Ли Саньжэнь обрел блаженную безмятежность.
Глава 2
1
Расскажу немного о нашей семье.
Расскажу немного об отце.
Расскажу сон, который приснился деду. Сон об отце и о нашей семье. Сон, растянувшийся на десять, на двадцать ли..
Отец твердо решил увезти семью из Динчжуана. Динчжуан обезлюдел. Одичал. Утратил человеческий запах. Больные переселились из деревни в школу. А кто не переселился, целыми днями сидели по домам. Деревенские улицы будто выстудило: люди исчезли, голоса стихли. Неизвестно, когда это началось, но на ворота дома, куда приходила смерть, больше не клеили белые траурные свитки. Помер и помер, обычное дело, родственники устали вывешивать свитки, устраивать пышные похороны. Друзья и родные больше не собирались проводить покойника в последний путь. Люди угасали, как огонь в лампе. Сходили под землю, как палая листва. Деревню сковало тоскливой тишиной. Тоскливой могильной тишиной. Несколько человек перебрались с Новой улицы в уездный центр, а одна семья переехала в Кайфэн.
Люди утекали из Динчжуана звонким ручейком.
Бросали деревню, бросали новые кирпичные дома с черепичными крышами.
Люди уехали, и дома опустели.
Динчжуан обезлюдел. Человеческие запахи поблекли.
После того как дед едва его не задушил, отец твердо решил уехать из Динчжуана. Посчитал, оказалось, чтобы поселиться в уездном центре или в Кайфэне, требовались немалые средства. Денег не хватало, и отец лишился сна. Той ночью он до самого утра ворочался в постели, а едва рассвело, вышел во двор, постоял там немного и шагнул за ворота. Побродил по деревне и встал у околицы посмотреть, как по равнине с востока расстилается сверток утра, а за ним летит горький запах целебных трав. Отец стоял на поляне у западной околицы, и горький запах подсказывал ему, что больные поднялись с утра пораньше заварить свои снадобья. Но вот отец перевел взгляд на дымки, растянувшиеся над школьным двором, и его сердце вздрогнуло.
Гулко вздрогнуло, будто за него кто-то дернул.
Разглядывая густые и бледные, золотые и серебряные дымки, тянувшиеся над школой, отец вдруг подумал: в Динчжуане столько народу перемерло от лихоманки, и столько народу еще умрет – наверху должны как-то на это откликнуться. Должны что-то предпринять.
Не бывает, чтобы наверху сидели сложа руки и ничего не предпринимали.
2
Отец был рожден для великих дел.
Отец пришел в этот мир для великих дел, потому и родился в Динчжуане, потому и стал сыном моего деда и моим отцом. Сначала отец вершил кровью и судьбами жителей Динчжуана и всех окрестных деревень и поселков. А теперь собирался вершить гробами и могилами. Отец сам не знал, что в его руках сосредоточится такая власть, он всего-навсего хотел попытать счастья. Съездить в уездную управу и попытать счастья – и не думал, что все так хорошо обернется, что стоит ему толкнуть мимоходом дверь, и дом наполнится солнечным светом.
Отец отправился в уездный центр.
В преобразившемся до неузнаваемости уездном центре он отыскал начальника Гао. Того самого начальника Гао, который в былые годы занимал пост заведующего отделом образования, а теперь дослужился до заместителя начальника уезда. И возглавил уездный комитет по лихоманке. Начальник Гао долго беседовал с моим отцом, они много чего успели обсудить.
Начальник Гао говорит:
– В Динчжуане умерло уже несколько десятков человек, почему же ты только сейчас ко мне обратился? Дин Хой, разве ты не знаешь, как привязан начальник Гао к вашей деревне? Разве отец твой, учитель Дин, не знает, как привязан начальник Гао к вашей деревне?
Отец вгляделся в лицо начальника Гао.
А начальник Гао говорит:
– Каждому больному лихоманкой после смерти полагается гроб от уездной управы, неужели вы в Динчжуане об этом не слыхали? И никто не довел до вас это постановление?
Начальник Гао долго сидел с моим отцом, они много чего успели обсудить.
Начальник Гао говорит:
– С теми, кто уже умер, ничего не поделаешь, но отныне при условии соблюдения всех формальностей каждому заявителю, умирающему от лихоманки, управа будет выделять по черному гробу.
Отец все глядел в лицо начальника Гао.
А начальник Гао говорит:
– Поезжай домой, соскучился я по вашему динчжуанскому котовнику, в следующий раз как поедешь, нарви мне пару пучков понежнее.
3
Дед понимал, что видит сон, что все вокруг ему снится, и поначалу не хотел идти дальше, но картина перед глазами была такой диковинной, что он не смог устоять и шагнул за ворота.
А за воротами была фабрика гробов.
Гробовой комбинат.
Дед не знал, где оказался. Знал только, что видит сон, но не знал, что за место ему снится. Он пересек равнинную пустошь и вышел к небольшой открытой котловине, уместившейся меж двух барханов на песках старого русла Хуанхэ. Котловина была хоть и небольшая, но глазом не охватить. И среди этой безграничной равнины, среди мерно вздымавшихся и опадавших барханов дед обнаружил фабрику гробов. Огороженная колючей проволокой складская площадка была сплошь заставлена черными гробами. Гробы отличались размерами и толщиной, и на каждом стояла отметка мелом: I, II или III. Был полдень, солнце нависло над равниной, и пучки его золотистых лучей падали на землю, будто бессчетное множество расплавленных золотых слитков, будто натянутый в воздухе забор из золотой проволоки. Сквозь окружившую фабрику ржавую ограду было видно, как пески на равнине заливает золотой волной, словно откуда-то издалека катятся воды вышедшей из берегов реки.
Дед стоял посреди огромной бетонной площадки, на которой могла бы уместиться целая деревня, и разглядывал аккуратные ряды черных гробов – сотни, тысячи гробов, блестящая черная тьма, озаренная полуденным солнцем; в изголовьях гробов был вырезан иероглиф «дар», в ногах – иероглиф «жертва», каждый величиной с таз, а черты толщиной со щетку, а то и с человеческую руку. Позолота на иероглифах сверкала так ярко, что почти слепила. Дед знал, что управа построила эту фабрику специально для больных лихоманкой. У фабричных ворот висел парный свиток с надписью: «Согреем сердечной заботой больных закатные дни. С любовью проводим усопших до самых райских ворот». Дед прочел надпись и поинтересовался у вахтера в будке: что это за фабрика? И вахтер ответил: гробовая фабрика. Кто же ее открыл? Уездная управа. А зайти можно? Всем желающим пройти на экскурсию вход открыт! И дед шагнул за ворота
