Кинокефал - Ольга Сураоса
Повернувшись обратно к синей глади, я вгляделся в скрытый туманами противоположный берег. Туман клубился, извивался, принимая обманчивые формы, однако приложив все усилия, я вскоре разглядел нечто похожее на мыс – за туманом точно была земля! С его острого конца даже торчали рельсы, но это, скорее всего, уже были явные домыслы моего зрения.
Рельсы, крики, стужа… Все пережитые невзгоды одномоментно нахлынули, заставив содрогнуться. Хотелось стереть, сжечь их из памяти во чтобы то ни стало! В остервенении я стал срывать надетые на меня в беспамятстве лохмотья. Я не чувствовал, но знал, что они источали вонь. Источали плен, муки и враньё. Я будто срывал кожу, не свою, а чужую, надетую против воли и поработившую. Боль в висках становилась невыносимой, и, не выдержав, я рванул к лесу, оставляя позади злополучною площадку, кровавую деревушку и плен.
Ворвавшись в папоротниковые заросли и не чуя боли от впивающихся в ступни камней и веток, я бежал до тех пор, пока за спиной моей лес окончательно не сомкнулся. Облокотившись о гладкий ствол исполинского дерева и переведя дух, я смог мыслить здраво и оценить обстановку, в которую попал. Лес вокруг меня был густой, но сквозь него возможно было пробираться. Он не был похож на непролазную сельву, виденную на зарисовках и фото. Этот лес больше походил на обычный каллиопский, только более заросший, более зелёный, без хвойных деревьев вообще. Даже в голосах птиц угадывались знакомые ноты. Здешние пернатые, однозначно, были родственниками каллиопских пичуг. И воздух здесь был похож, нет, не букетом запахов, которые я не определял, а тем, что он был таким же приятным, как и в усадьбе близ Штрумфа, где я провёл детство.
Я сполз по стволу вниз и закрыл глаза. Впервые за все эти годы, и тем более за последние страшные дни, я ощутил себя как в детстве. И речь не о какой-то внутренней свободе и бесшабашной беспечности, а в уверенности и возможности стать тем, кем считаешь нужным. Действие по наитию к тому, к чему лежала душа, и в чём бы действительно удалось преуспеть, жёстко пресекалось сперва гувернерами и отцом, а затем университетом, соратниками и обществом в целом. Причём в любом случае можно было настаивать на своём и быть непоколебимым, однако после всего этого давления со стороны терялось самое важное и самое ценное – вера в собственные силы…
Измученная улыбка исказила моё лицо. Вот к чему эти рассуждения? Когда я непонятно где, без пищи, без одежды, совсем один.
Неожиданно в метре от меня испуганно вспорхнула пичуга. Открыв глаза, я сам весь вздрогнул и, точно пружина, вскочил на ноги. В паре шагов от меня стояла девушка! Как так она неслышно приблизилась ко мне?! Неужели и слух подводит меня?!
– Я принесла тебе одежду, – произнесла она, протягивая мне аккуратную стопку белья, отвернув в сторону голову.
«Может она ненастоящая? Мираж?» – неестественно закрутились мысли в голове. Молча, словно немой, я принял одежду, убедившись в полной материальности происходившего. Лицо девушки скрывала странная маска, поверхность которой была испещрена знаками. Передав одежду, она сконфуженно отвернулась. Тут, осознав своё неловкое положение, смутился и я, как можно быстрее влетая в штаны.
– Я увидела тебя на берегу, как ты рванул, словно от призраков. За тобой было просто не угнаться!
По нотам её голоса, я понял, что она улыбается. Она совсем не боялась меня – незнакомца. Сзади маска сходилась замком, но полностью затылок не покрывала, потому острые уши и серебристая шерсть были видны.
– Ты оделся?
– Да.
После долгого молчания голос мой показался до нелепого хриплым. Девушка развернулась, и взгляд её искр заскользил по мне с головы до пят. Глаза у неё были зелёными.
– Тебе идёт, даже обувь подошла, – удовлетворённо заключила она, подавая мне руку. – Мое имя Дорианна.
Рукопожатие – непременный жест высшего уважения каллиопцев, и, возможно, Дорианна этого не знала, однако я был тронут. Пожимая руку, польщённый, я представился полностью:
– Бонифац Хэймо Доберман.
– Хэймо… Какое красивое имя. Можно я буду звать тебя Хэймо?
Не ожидая такого поворота, я растерянно повёл ушами. Меня никто никогда так не называл. Это имя считалось как придаток к полному, официальному, и рассматривать его как нечто большее не имело для меня никакого смысла. А может зря?
– Зови меня Хэймо, – согласно кивнул я.
– Хэймо, у меня есть кров, вода и еда. Не согласишься ли быть моим гостем?
Чёткая прямота Дорианны была приятна. Это единственное, что мне было сейчас и нужно! Правда, я не смог не озвучить волновавший меня вопрос:
– Я для тебя чужак, почему ты так открыта со мной?
– Ты был на самом краю Кайуда и пережил призыв Квикверна. Разумеется, я буду тебе помогать.
– Что? Ты что-то знаешь?!
Взбудораженный, я сделал шаг к Дорианне, а она, взяв меня за руку, потянула в лес.
– Поговорим по дороге, путь к моему дому не близкий.
Покорённый её настойчивостью, я послушно последовал за ней. Лес словно расступался перед Дорианной, она ловко находила зазоры между сгущающейся растительностью, ведя меня по пути наименьшего сопротивления.
– Так, что я вчера пережил? Что ты обо всём этом знаешь?
– Немногое, – уклончиво ответила она, – лишь то, что тебя хотели… как это сказать… переправить. Таким неестественным, страшным способом. Помнишь дальние скалы на берегу, вдающиеся в воду?
Я кивнул, потом, увидев, что борта маски мешают Дорианне видеть, ответил:
– Да, они напомнили мне зубы.
– Зубы? – Дорианна чуть слышно вздохнула. – Забавно… Вот тебя должно было течением вынести туда, а вместо этого прибило к берегу.
– Получается, это случайность? Мне просто повезло не утонуть?
Я старался обыграть в голове случившееся, допустив, что так называемая «переправа» была делом рук маньяков-фанатиков.
– Ничего не бывает случайно, Хэймо. Кажущаяся хаотичность событий – это продукт наших воззрений и выводов. И в любом случае, – Дорианна отдёрнула меня от растения, напоминавшее зонт, – находясь под пятой Квикверна, ты бы не утонул.
– И кто это такой?
– Это миф.
– Прекрасно, – не сдержал я сатирических нот. – Вновь одни байки да сказки – никаких разумных объяснений! Ответь хотя бы, где я нахожусь?!
– В Алании.
– Ну слава Христофору…
Хоть что-то совпало с моими умозаключениями, и внезапный приступ гнева, охвативший меня, утих так же резко, как и начался. Пальцы Дорианны сплелись с моими, на этот раз очень аккуратно, даже нежно.
– Ты устал и голоден. Мы с тобой обязательно во всем разберёмся. Вместе. А пока давай не будем тратить твои силы на разговоры и дойдём уже поскорее до места, хорошо?
Неохотно, но я с ней согласился. Как бы ни хотелось мне всё узнать, однако силы мои в действительности подходили к концу, хватило бы их добраться до этого чёртова дома. Зачем селиться в такой глуши?
Однако я начал сетовать очень рано – это было всего лишь начало, причём путь неумолимо шёл в гору. Через какое-то время мы выбрались из зарослей на малоприметную, но утоптанную тропу и идти стало полегче, правда, ненадолго – дорогу нам стали преграждать бесчисленные ручьи. Первой встреченной речушке я радовался словно не весть какому чуду! Дорианна еле оторвала меня от неё, попросив не пить слишком много. Переживание показалось истинным и неподдельным, потому я послушал её, умылся, и мы продолжили путь. Не прошло и десяти минут ходу, как ручей вновь возник на пути. На этот раз он был широк, перейти его, не замочив при этом ног, было невозможно.
– Разувайся, – сказала Дорианна, сама снимая обувь, представляющую собой нечто мягкое, с длинным, как носок, верхом и с твердой подошвой, формой напоминавшее округлые туфли. У меня у самого были такие же, только из более темного материала, и размер, разумеется, вдвое больше. Эта обувь
