Индекс Франка - Иван Панкратов
Не найдя подходящих слов за пару минут, Платонов отложил ручку, встал, открыл окно, тягуче вдохнул свежего воздуха, закрыл глаза.
Захотелось встать на подоконник и перелезть в больничный парк — благо, этаж был первый, не выше метра высоты до бетонной дорожки вокруг здания. Выпрыгнуть и уйти к чёртовой матери от этого всего — от полных палат, от кричащих на перевязках пациентов, от накатывающего волнами запаха синегнойки, от пресной дежурной овсянки с каким-то нереально вкусным черным хлебом… Хотя, пожалуй, ради этого хлеба можно было и задержаться.
С горы бодро скатилась белая «Газель» с надписью «Кардиологическая реанимация» вдоль борта — судя по всему, водитель неплохо знал спуск с коварными поворотами. У развилки двух дорог — одна к общему приёмному отделению, другая к ожоговому — водитель выбрал первое направление, проехав прямо у Виктора перед глазами. Фельдшер на переднем сиденье, собираясь откусить от пян-се в прозрачном пакете, увидел в открытом окне Платонова и замер с открытым ртом. Виктор еле заметно подмигнул ему и закрыл окно, словно боясь, что острый запах корейского супер-пельменя долетит до ординаторской.
— Представляю, что у них в кабине сейчас… — покачал он головой, поворачивая ручку до упора. Возвращаться к столу не хотелось — там лежал этот проклятый, не желающий никак сочиняться рапорт.
Платонов вообще многое здесь продолжал называть военными терминами. Вместо заведующего отделением у него был начальник, вместо заявлений — рапорты; дежурства проходили в категории «нарядов» — и это уже спустя почти два года после увольнения из госпиталя. Армия и её порядки были в крови и не собирались её покидать. Он по-прежнему говорил: «Отставить!», когда хотел кого-то или что-то остановить; старался максимально просто и понятно выстраивать фразы в общении с сёстрами и пациентами («У подчинённых после общения с тобой не должно оставаться никаких вопросов. Если же вопросы всё-таки есть — то идиот не они, а ты», — любил говорить один из начмедов госпиталя, при которых Платонову довелось служить).
…«Скорая» хрюкнула у шлагбаума, требуя выезда с территории. Платонов вздрогнул и понял, что простоял у окна, держась за ручку, несколько минут. У бригады хватило времени выгрузить пациента и убыть на следующий вызов. Едва за «Газелью» опустился шлагбаум, водитель на ней включил «люстру» и дал форсаж. Автомобиль резво поднялся в горку; спустя пару секунд его скрыли деревья.
Виктор вздохнул, вернулся за стол, но продолжить написание рапорта ему не дали. В дверь постучалась Люба, молоденькая дежурная медсестра, годящаяся Платонову в дочери.
— Тут к Марченко… Пришли, в общем… Я просто не знаю, можно или нет. Я никогда ещё такого…
— А подробней? — уточнил Платонов.
— Поп, — коротко сказала Люба.
— Что? — всем телом повернулся в кресле к двери Виктор.
— Не «что», а «кто», — уточнила медсестра. — Поп. Священник. Настоящий, в рясе.
Виктор приподнял брови, кинул взгляд на недописанный рапорт, вздохнул и встал с кресла.
— Это интригует, — сказал он. Медсестра отошла в сторону, пропуская доктора в коридор.
— В четвертой палате, — уточнила она, когда Платонов двинулся по коридору выяснять, кто же тут приглашает священников. Виктор махнул рукой — мол, у нас женщины пока что только в этой палате и лежат, — но уже и так было понятно, где в отделении происходит нечто из ряда вон выходящее.
Меньше всего он ожидал увидеть здесь священника, хотя понимал, что часть пациентов в нём временами нуждаются. Далеко не ко всем из них приходили родственники или знакомые; лежали они неделями, а порой и месяцами, в тоскливом сером одиночестве, которое скрадывал чей-то телевизор на подоконнике да две-три книги в шкафу постовой медсестры. Изредка ему попадались «Библии» на тумбочках, иконки; один даже молился целыми днями, стоя на коленях у кровати — и отвлекался только на перевязки да на приём пищи. Но вот так, чтобы настоящий, как сказала Люба, поп, да ещё в рясе — нет, такого ещё не было.
В дверях четвертой палаты он увидел несколько человек, старающихся заглянуть внутрь через головы. Две мамочки с детьми, трое взрослых выздоравливающих мужчин и персонально Трухин, который пытался пробиться сквозь всех своим креслом-коляской. Из палаты доносился зычный мужской голос — бархатистый, раскатистый:
— Доброго здоровья вам, сестры мои во Христе!
Виктор на секунду остановился, прежде чем проложить себе дорогу через ряды зрителей в палату.
— Трухин, в женскую палату тебе точно не надо, — он прихватил спинку кресла рукой и остановил пациента, лишившегося по своей глупости ног, решив уснуть в пьяном угаре посреди лесного пала. — Хочешь, чтобы тебе лично грехи отпустили — на обратном пути с батюшкой договаривайся.
Трухин обиженно взглянул на него снизу каким-то очень недобрым взглядом, крутанулся на кресле и отъехал вбок.
— И побрейся, — сурово добавил Платонов. — Хоть здесь будь на человека похож.
Трухин только прибавил ходу, быстро удаляясь по коридору в сторону выхода. Остальные нехотя расступились перед врачом, пропуская его в палату.
Тяжёлый запах повязок перемешался со специфическим запахом ладана — Платонов окунулся в него, словно оказался в походном храме рядом с полевым госпиталем. Батюшка, будучи габаритным от природы, загородил собой едва ли не половину оконного проёма. Он стоял посредине палаты, глядя как будто на всех сразу.
— Мама, а это кто? — услышал Платонов за спиной голос Люси Бероевой. Люся лежала у них в отделении на восстановительном лечении — около полутора лет назад она получила тяжёлые ожоги, едва не умерла в реанимации, и вот теперь врачи отделения боролись с её рубцами и контрактурами.
— Это священник, — громким шёпотом ответила Люсе мама. — Это такой дядя, он в церкви молится и в бога верит.
«Вот именно, — подумал Платонов. — В церкви». Но сказал вслух совсем другое:
— Добрый день. Платонов Виктор Сергеевич, веду всех пациенток этой палаты. Чем обязан?
Батюшка обернулся и, как и все остальные в палате, посмотрел на Виктора. Спустя мгновенье его суровый изучающий взгляд сменился на добродушно-открытый; шагнув вперёд, он протянул руку и тоже представился:
— Отец Александр, в чине игумена, настоятель Свято-Троицкого мужского монастыря… И не вспоминайте, где это, — увидев недоумение на лице Платонова, сразу же уточнил он. — Приехал издалека, из родных мест Ольги, — и он махнул рукой в сторону кровати у окна, где лежала Марченко. — По просьбе родных, так сказать.
Сама Ольга, судя по всему, была несколько ошарашена визитом священника и, как видел Платонов, совсем к нему не готова. Она натянула повыше одеяло, надеясь скрыть под ним промокшие и прилипшие бинты. Полностью спрятать ногу, где она исправно феном сушила повязку над донорским местом, смелости не хватило — операция была только два дня назад, рана периодически подтекала, одеяло лишний раз пачкать не хотелось. И теперь эта обнажённая нога заставляла её краснеть.
— Ну что же, исполняйте просьбу, — ответил Платонов. — Надеюсь, цель визита совпадает с моим прогнозом по лечению — пациентка выздоравливает после перенесённой операции. Высшие силы тут если и нужны, то в минимальной концентрации.
Отец Александр улыбнулся.
— Я, само собой, никого соборовать не собирался, — наклонившись к Виктору, шепнул батюшка. — Родственники сильно переживают. Сами люди набожные, но старенькие, приехать не могут. А я тут, помолясь, в епархию двинул, в краевой центр — даже в нашем богоугодном хозяйстве бумажная бухгалтерия есть и за неё отчитываться надо. Меня и подрядили — тем более, по пути.
— Мама, а что такое епархия? — услышали они с отцом Александром шёпот любопытной Люси. На это мама уже не нашлась, что ответить, потому что в вопросах религии подкованной явно не была. Батюшка улыбнулся в бороду, выглянул из-за плеча Платонова, подмигнул девочке.
— Подрастёшь — узнаешь, — ласково сказал он ребёнку. — Мама давно храм последний раз посещала? На службе, на исповеди когда была? — поднял он глаза. И вроде спросил совсем мягко, без тени укора и напускной суровости — но Бероева-старшая хмыкнула как-то странно, откашлялась и, жёстко ухватив ребёнка за руку в бинтах, дёрнула Люсю в сторону коридора. Девочка захныкала, но пошла.
— Да какой храм, — так же тихо, как до этого отец Александр, сказал Платонов. —
