Первое поле - Александр Васильевич Зиновьев
– Красиво, – подошёл к нему Матвей. – Толик кивнул. – А мне Гаев уже работу дал! – похвастался Матвей.
– Какую? – удивился Толик.
– Поведу лошадей на нашу стоянку. Гаев показал на карте и карту с собой даст! – прибавил значимости заданию Матвей, ещё не видевший карты. Ребята не сговариваясь сели на корточки, открыли каждый свою коробочку с зубным порошком и, намочив щётки в воде, коснулись щетиной белого зубного порошка. Порошок тут же налип на щетину, и ребята синхронно задвигали щётками по зубам, побелив заодно и губы. Матвей набрал в ладонь воды и охнул, отправив её в рот:
– Какая холодная!
На берег пришли геологини, уже причёсанные и весёлые. С кухни тянуло дымом, звяканьем алюминиевых мисок, слышались голоса. Ребята, ополоснув лица и зубные щётки, встали с корточек. Река перед ними по правую руку, откуда они свернули в Ингили, была просто великая, лес на том, ровном берегу еле виден. А сама Ингили, её ширина была заметно меньше. Напротив на берегу росли густые кусты, за ними высились деревья: ели, сосны. Несильные волны накатывали на песок берега, на резиновые сапоги ребят и геологов Нины и Зои.
Гаев тоже куда-то ходил, а вернувшись, улыбаясь, подбадривал свою партию весёлым:
– Доброе утро, полевики! – И полевики, оглядывая этот Божий свет после утренних процедур, встретили первое утро полевого сезона улыбками, шутками и с хорошим настроением: вынужденное безделье закончилось.
До полудня тасовали вещи, с тем чтобы на каждую лошадь была одинаковая нагрузка, рассовывали по вьючникам, да так, чтобы и сами вьючники были одинакового веса. Тут и впервые познакомились с Ильёй, который от колхоза был командирован работать с лошадьми и быть в партии каюром. Он сидел на корточках у вьючного седла и что-то в нём поправлял. Был он хрупок, чёрен волосами, в старой поношенной кепке, в такой же рубашке, в пиджаке серого цвета. Лицо (ребята к ним ещё не привыкли) было плоским, смуглым и имело скромный нос под кажущимися постоянно сощуренными глазами. Тёмные кисточки бровей и слегка выдававшиеся скулы. Ребята поздоровались с ним, отчего он встал, переложил в левую руку нож, протянул им руку с мальчишеской ладонью и назвал себя. И тут ребята заметили, что вторая его рука, левая, была как будто не совсем здоровая, сухая и просто как-то как будто висела вдоль тела в рукаве. Оказывается, он как-то её повредил, что-то там в ней защемило, и она стала полурабочей. Илья мог ею шевелить, работать, но не с такой силой, как правой рукой. Матвей и Толик стали сразу же его жалеть и всё лето при случае обязательно бросались помогать ему. А к самой руке постепенно присмотрелись, и она перестала так, как в это первое утро, бросаться в глаза. Знакомство закончилось тем, что Илья дал им подержать свой нож, который оказался очень лёгким, прямо невесомым. Клин (лезвие ножа) отдавал глубокой металлической плотной голубизной; торец лезвия в том месте, где он входил в ручку, был миллиметра четыре и сходил на нет к острию и к самому лезвию. И само лезвие к кончику острия закруглялось, как клюв у птиц. Само совершенство. Ручка была деревянной, но совершенно непонятно, что за дерево. Как будто ткань дерева кто-то переплёл, как ему вздумалось. И когда Анатолий, восхищаясь и потому уважительно повертев лезвие в руках, спросил:
– Из чего сделана ручка? – к удивлению, ребята услышали от Ильи:
– Однако из берёзы! Из капа.
– А капа – это что такое? – спросил в свою очередь Матвей. И Илья рассказал, что по каким-то причинам у берёз на стволе собирается шишка, которая в разрезе имеет такие узоры, и что якуты-охотники только из них и делают ручки для ножей, потому как эта капа совершенно не рассыхается. Илья, рассказывая, через слово смешно вставлял «однако». И начинал фразы тоже с «однако». Наши рабочие быстро переняли эту якутскую привычку использовать слово и иногда и интонационно меняли свой московский говор на местный.
– А лезвия из чего делаете? – спросил Матвей, разглядывая лезвие, на котором был виден как будто впечатанный рисунок, исполненный тонкими блуждающими, в завитках нитями.
– Из подшипников куём, – как-то как о самом обычном деле ответил Илья. Матвей внутренне охнул, вспомнив, как в детстве эти самые подшипники как могли добывали для изготовления самокатов и как они практически не изнашивались на асфальте. И насколько металл их не поддавался случайному удару по ним молотком при изготовлении самоката. А тут просто «куём»!
– И что, подшипники куются? – уже вступил Анатолий.
– Однако их разогревают в горне. Становятся, однако, красные, даже белые. – Рассказывая, Илья помогал рассказу руками, особенно правой. – Разрезают, выравнивают, – показал в воздухе полоску. – Затем уже куют. Делать, однако, можно, – совсем как детсадовским объяснил Илья.
Покрутив ещё немного удивительный и красивый нож, спросили, что с вьючником.
– Однако исправить ремень надо, – очень просто пояснил Илья и показал, что в крепящем ремне не так.
– Однако не заметил, – спокойно сыпал короткими фразами каюр.
– Как его вешать, везти? – по-театральному спросил Илья. – Свалится! – показал руками, как вьючник падает с лошади. Илья и ребята присели у вьючного седла и стали разбираться с ремонтом. А Ильёвское «однако», сначала удивлявшее ребят частотой повтора, незаметно вошло в привычку произносить это «однако», как только они подходили к каюру. В этот момент мимо прошёл Гаев с ярким оранжевым мешком в руке. Матвей проследил за начальником. Гаев спустился на берег и пошёл в сторону Маи. Анатолий тоже обратил внимание на начальника, увидел, что Матвей удивился мешку и тому, как начпартии целенаправленно с ним отправился к реке, но ни слова не произнёс. Матвей же встал и вышел на обрыв террасы посмотреть, что это Константин Иванович затеял. Было видно, как Гаев, размахивая мешком, вышел к реке и, повернув направо, стал подниматься по утёсу до первой сосны. Огляделся и как будто обнял ствол. Но, когда Гаев опустил руки, яркое оранжевое пятно осталось на дереве. «Как интересно», – подумал Матвей и вернулся к Илье помогать. А Гаев тем временем пошёл обратно. На молчаливый вопрос Матвея ответил:
– Вот кому из нас письмо напишут, почтальон его привезёт и бросит в мешок – его издалека видно. Я на почте в Усть-Мае договорился! В нашей стране, дорогие мои, всё должно быть как надо! И почта в том числе.
– А что, и отсюда тоже можно писать? – спросил Анатолий.
– Конечно! – подтвердил догадку начпартии. – Так что будьте любезны не забывать родной
