И время остановилось - Кларисса Сабар
Аурелия едва сдержала жест нетерпения.
– Ты же прекрасно знаешь, что я никогда далеко не хожу. Максимум на ту сторону луга.
Бросив взгляд в сторону гостиной, где Готье был погружен в чтение газеты, Мари повела сестру в сад и усадила на стул под плетистой розой, вьющейся по шпалере.
– Аурелия, если ты с кем-то встречаешься, можешь мне об этом сказать. Мне тоже было восемнадцать. Тогда я бы очень хотела поговорить с матерью или старшей сестрой.
На краткий миг Аурелия была готова довериться ей, но передумала. Накануне, перед тем как они расстались, Антуан пообещал переговорить с директором цирка и устроить их встречу. Тот не имел ничего против образующихся парочек при условии, что новички что-то смогут привнести в труппу. Этот деловой подход вполне устраивал Аурелию: если уж решаться на отъезд, то хотя бы будучи уверенной, что ей найдется место в труппе. Она достаточно верила в свой талант танцовщицы, чтобы твердо надеяться найти себе применение. А если этого окажется недостаточно, она научится ухаживать за животными. Никакая работа ее не пугала, лишь бы оставаться с Антуаном. Но она не могла сказать это сестре – по крайней мере, сейчас. Мари была так благоразумна, она наверняка попыталась бы ее отговорить.
– Ты слишком много себе напридумывала, – ответила она, надеясь, что глаза не выдадут ее вранья. – Ни с кем я не встречаюсь.
Мари снисходительно ей улыбнулась.
– Ладно. И все же будь осторожна. Готье слышал, будто дочь булочника скомпрометировала себя с канатоходцем. Говорят, ее брат, Толстый Бебер, просто рвал и метал, грозил с ними разобраться.
– Да что ты? И чем все закончилось?
– Кажется, вмешался мэр и потребовал, чтобы цирк уехал.
Аурелия похолодела.
– Что? – с трудом проговорила она.
Не дожидаясь ответа Мари, она помчалась к реке. Задыхаясь, сбежала с откоса, ведущего к берегу. Страшное предчувствие узлом стянуло желудок, когда она увидела, что Антуана и впрямь нигде нет.
– Нет! Нет, нет! – взмолилась она, еще не веря.
Ее взгляд упал на листок бумаги, прижатый большим камнем, под орешником. Несмотря на жару, у нее по спине потекли струйки холодного пота. Она нагнулась, подняла сложенный вдвое листок и развернула его дрожащими пальцами. Это было адресованное ей письмо. Сделав глубокий вдох, чтобы набраться мужества, она прочла:
Моя милая Аурелия,
С разбитым сердцем пишу тебе эти несколько строк. Мы вынуждены сняться с места раньше, чем планировалось. Я тебе рассказывал про девушку, которую Фирмен привел в чувство после обморока, – похоже, они потом не раз встречались. Ее брат – здоровый, как бык, – застал их вместе и утверждает, что его сестра обесчещена. Он пригрозил, цитирую, «спалить цирк, чтобы мы все сгорели, как солома». И наверняка он бы так и сделал. Директор хотел уладить дело, но парень просто слетел с катушек. Вмешался мэр и приказал нам немедленно убираться, иначе он спустит на нас жандармов. Нам не оставили выбора. Я буду так скучать по тебе, любовь моя!
Я хотел бы крепко обнять тебя напоследок, но нам велели без промедления собирать пожитки, так что у меня едва хватило времени написать это письмо, которое, надеюсь, ты найдешь. Это тяжело, и все же я думаю, что в каком-то смысле, может, оно и к лучшему. Ты достойна большего, намного большего, чем жизнь бродячей актрисы. Мы еще встретимся, Аурелия, я уверен в этом, как и в том, что наши души предназначены любить друг друга. Посвяти себя своим мечтам, и даже если ты не будешь меня ждать, никогда не забывай те невероятные узы, которые связывали нас на протяжении этих чудесных двух недель. Самых прекрасных в моей жизни.
Обнимаю тебя с той же силой, с какой буду думать о тебе каждый день,
Антуан
Раздавленная, Аурелия рухнула на колени в траву. Отчаянные рыдания вырвались из ее груди, по щекам потоком хлынули слезы. Как такое возможно? Она так плакала, что не услышала, как подошла сестра. Позже она узнала, что Мари, обеспокоенная ее внезапным бегством, пошла следом за ней. Но только почувствовав, как легкая рука касается ее содрогающейся спины, Аурелия осознала ее присутствие.
– Он уехал без меня… – сквозь всхлипы проговорила она.
Следующие дни прошли как в тумане. Каждый вечер Аурелия засыпала, обещая себе, что больше не будет оплакивать свою судьбу, но ничего не получалось. Она просыпалась в слезах часа в три или четыре ночи, вставала с постели, чтобы открыть окно спальни и вдохнуть воздух, напоенный ароматом садовых роз и сена с окрестных полей. Несмотря ни на что, ее не покидала надежда, что из темноты появится Антуан, чтобы забрать ее и увезти с собой. Но этого, разумеется, не происходило, и она чувствовала себя преданной. От их нежных вечеров у реки ей не осталось ничего, кроме печали и воспоминаний о его озорной улыбке, от которой у нее замирало сердце.
Мари даже не стала просить у нее объяснений. Колеблясь между сочувствием и огорчением, она лишь упомянула о риске возможной беременности.
– Антуан обо всем позаботился, – заверила Аурелия, утирая слезы.
– Это хорошо. Я знаю, что ты чувствуешь себя опустошенной, но, поверь, ты найдешь в себе силы встать и двигаться дальше.
Аурелия закусила губу, чтобы не поинтересоваться язвительным тоном, что может об этом знать сестра, которая уже столько лет наслаждается идеальной любовью со своим Готье. Но Мари не заслужила подобного, поэтому, вместо того чтобы выплеснуть на нее гнев и печаль, она заставила сестру поклясться ничего не говорить отцу. Когда тот через две недели вернулся из Парижа, у него было хмурое озабоченное лицо и он надолго запирался в зимнем саду, служившем ему кабинетом. Он даже не заметил тоски Аурелии.
– Что происходит, Леандр? – наконец решился спросить его Готье как-то утром, видя, что проделки маленького Луи в очередной раз оставили деда безучастным.
Леандр устало вздохнул. Аурелия внимательно на него посмотрела: широкие плечи отца, казалось, ссутулились, а морщина между бровями стала еще глубже.
– Простите, я не хотел вас волновать… Я воспользовался поездкой в Париж, чтобы встретиться с одним знакомым из военного министерства. Гитлер твердо вознамерился аннексировать Данциг. Война не за горами.
– Не понимаю, каким образом это нас касается? – вмешалась Мари.
– Он со дня на день нападет на Польшу. Наша страна обязалась оказать военную поддержку, если такое случится. Армейские резервисты уже наготове.
– Но противники Гитлера быстро восстановят мир, по-другому и быть не может, верно? – с надеждой сказал Готье.
– Я восхищаюсь твоей верой и надеюсь, что ты окажешься прав, – серьезно ответил Леандр. – Вот только этот никудышный художник, похоже, хорошо подготовил свою армию, и поэтому я опасаюсь худшего.
Чуть позже, когда Аурелия бесцельно ходила кругами по своей комнате, она расслышала приглушенный голос сестры, которая на улице разговаривала с отцом. Выглянув в окно, она заметила, что Мари очень взволнована.
– А Доминик? – услышала Аурелия встревоженный вопрос сестры. – Если Рольф выследит нас…
– Этого можешь не бояться, – прервал ее отец. – Гитлер настроен воинственно, но он недостаточно силен, чтобы захватить нас. Ты ведь никому об этом не говорила?
– Ну, папа, за кого ты меня принимаешь? Я ничего не сказала даже Аурелии, когда она поделилась со мной своими подозрениями на твой счет, так что можешь не сомневаться во мне.
– Я не сомневаюсь, дорогая… Сестра с тобой больше об этом не заговаривала? Боюсь, мой отъезд в Париж мог ее насторожить.
– Не волнуйся, она была слишком занята тем, что… Думаю, она нашла себе подруг из местных.
– Хорошо, очень хорошо, – кивнул Леандр.
Их слова вызвали в голове Аурелии вихрь вопросов, вернув ее к тому вечеру в особняке Карлье. Значит, Мари знала, чем занимается отец? Странно, но Аурелия не почувствовала обиды. Только удивление. А кто такой Доминик? Друг Мари? Кодовое имя другого шпиона? Насколько ей было известно, среди их близких никто не носил такое имя.
Однако дальнейший ход событий заставил ее отложить эти вопросы на потом.
