И время остановилось - Кларисса Сабар
– У нас еще пирог на десерт, получится многовато, – возразила мама.
Аннетт посмотрела на нее поверх очков, недовольно поджав губы. От уголков ее рта разбежалась сеточка мелких морщин.
– Не в обиду будь сказано, Сесиль, но тебе не мешало бы подкормиться. Ты отощала как воробей, так что ешь, уж коль ты здесь.
Повисла пауза. Я допила остатки воды из стакана, мама принялась ковырять вилкой в тарелке. Тим исподтишка бросал на нас вопросительные взгляды. Дед шумно откашлялся и встал, заявив, что пойдет зажжет уличные фонари.
– Скоро станет темно, как у коровы в заднице, ничего не разглядеть.
Это было чистое вранье – небо только-только начало окрашиваться красивыми розово-оранжевыми переливами, но я воздержалась от комментариев. Когда он снова к нам присоединился, над столом по-прежнему висела глубокая пауза, и Аннетт, от которой, конечно же, не ускользнула возникшая неловкость, не отрывала глаз от клеенки. Мать нарушила молчание, предложив сходить за десертом.
– Я тебе помогу, бабуля! – мгновенно вскочил Тим.
Когда они оба скрылись в доме, Лулу наклонился к Аннетт.
– Думай, что говоришь, Ненетт, – прошептал он ей, подчеркивая каждое слово. – Моя девочка оправится, но ей нужно время.
– Я не хотела ее задеть, – оправдывалась старушка с искренне огорченным видом. – Я ведь из лучших побуждений…
Она выглядела такой расстроенной, что я ободряюще улыбнулась ей.
– Разумеется, ты хотела как лучше. Просто некоторые моменты все еще требуют деликатности, в том числе не стоит говорить маме, насколько она похудела. Это неизбежно будит у нее дурные воспоминания.
Мы замолчали, увидев, что они возвращаются: Тим нес десертные тарелки, а мама – красивый пирог, который испекла к ужину. Поставив его в центр стола, она многозначительно посмотрела на нас.
– Знаете, я бы предпочла, чтобы вы перестали со мной носиться, – заявила она очень спокойным тоном. – Молчанием мне не поможешь.
Аннетт слабо улыбнулась.
– Прости меня, я неловко выразилась.
– Нет, напротив. Очень мило, что вы хотите меня защитить, – продолжила она, поворачиваясь к Лулу, – но я крепче, чем вам кажется. И совершенно незачем следить за каждым словом из страха задеть мои чувства, это только лишний раз смущает и вас, и меня.
Сидящего напротив дедушку ее слова, казалось, застали врасплох. Я же почувствовала себя довольно жалкой со своими призывами проявить больше такта. До меня дошло, что прежде всего нам не хватало естественности.
– Я совершенно согласна с тобой, Сесиль, – заявила Аннетт. – То, что тебе пришлось пережить, ужасно, но ты никогда не была из тех, кто плачется на свою судьбу, верно?
Лулу сделал подруге страшные глаза, явно опасаясь, что мама сейчас замкнется в себе. Но та лишь кивнула.
– Не буду утверждать, что я в полном порядке, это была бы неправда, – произнесла она дрогнувшим голосом. – Я не сплю по ночам, потому что мне страшно, и мне до сих пор иногда кажется, что я сама виновата во всем, что произошло. Но я хочу двигаться вперед. Это единственное, в чем я уверена.
Кадык дедушки дернулся, когда он сглотнул.
– Вот и хорошо, дочка, – запинаясь, пробормотал он. – Мы сделаем все возможное, чтобы тебе помочь, обещаю.
Еле сдерживая слезы, я смотрела, как они улыбаются друг другу.
– Спасибо, – сказала мама. – Вообще-то я подумываю найти работу. Это уже стало бы шагом вперед.
Я озадаченно уставилась на нее. Мне очень хотелось ее поддержать, но все же эта идея казалась мне немного преждевременной.
– Ты уверена, что уже готова? Торопиться некуда, можешь еще какое-то время отдохнуть.
Она ответила не сразу, начав нарезать пирог, чтобы чем-то занять руки.
– Я не говорю, что прямо завтра начну обходить все заведения подряд, повсюду оставляя свое резюме, но, если честно, мне поднадоело топтаться на месте, это не то, к чему я стремлюсь. И психолог, с которым я работала, тоже считает, что чем дольше я буду тянуть, тем сложнее будет начать.
– Ты собираешься снова преподавать в колледже? – с сомнением спросил Лулу.
До того, как ее жизнь превратилась в кошмар, мама работала учителем, как и мой отец. То, что она родила меня довольно рано, не помешало ей закончить образование и стать преподавательницей музыки.
– Нет, – призналась она. – У меня нет ни сил на подростков, ни желания ехать неизвестно куда. Я предпочла бы остаться здесь, рядом с вами. Я подумаю над тем, что для меня сейчас будет лучше, пусть даже на первых порах это будет всего несколько рабочих часов в неделю. Все равно это стало бы неплохим стартом.
– Может, для начала стоит сходить к физиотерапевту? – заметил Лулу, подбородком указывая на фиксирующую повязку, охватывающую ее запястье.
– Непременно. Но, как я уже вчера говорила Лизе, рука почти в порядке, так что она ничем не помешает моим планам.
– Ты уверена, что еще не слишком рано? – пробормотал дед.
Казалось, дедушка переживает больше мамы, которая только покачала головой.
– Папа! Уже почти два месяца, как я ушла от Флориана. Мне необходимо собраться с силами, чтобы вновь обрести себя, но для этого вы все должны прекратить относиться ко мне как к хрупкой безделушке. Договорились? – закончила она, с вызовом вздернув подбородок.
Я не могла выговорить ни слова, боясь заплакать, поэтому лишь взволнованно улыбнулась в ответ. Как же я гордилась тем, что она готова начать все сначала, несмотря на пережитое!
– Договорились, – сдался Лулу.
Аннетт ободряюще похлопала его по руке. И тут голос Тима призвал нас вернуться в реальность:
– Так что, мы будем есть десерт?
14
Я надеялась этой ночью добрать часы сна, потерянные в предыдущую, но не тут-то было. Пока весь дом мирно посапывал, мой мозг, похоже, твердо вознамерился детально разобраться с событиями минувшего дня. Мамины планы обнадеживали меня на счет ее душевного состояния, но я понятия не имела, что думать о существовании в нашей семье Аурелии.
Меня это так грызло, что я едва не вылезла из постели, чтобы продолжить чтение ее дневника. Меня останавливало лишь присутствие Лулу в соседней комнате: не дай Бог он встанет по нужде и застукает меня с дневником в руках.
А пока я продолжала ломать голову над тем, почему имя Аурелии оказалось вычеркнуто из семейной истории. Сколько я ни рылась в памяти, в ней не всплывало ни единого намека. Мне даже пришла мысль, что, возможно, ее сердце, разбитое отъездом Антуана, не выдержало и она совершила роковой поступок, бросившись в реку. После чего Мари, сама не своя от горя, отдалась немецкому солдату… Нет, не сходится – Аурелия и дальше вела дневник. Неподвижно лежа в тишине, я позволила своим мыслям беспорядочно блуждать, пока ближе к двум ночи меня наконец не одолел сон.
Излишне говорить, что утреннее пробуждение было тяжелым. Я отвезла Тима в школу и, вернувшись домой, присела рядом с дедушкой, в одиночестве поглощавшим свой завтрак на свежем воздухе.
– Мама еще не вставала?
– Нет, похоже, она намерена проспать до обеда.
Вот незадача. Я-то собиралась прямо с утра обсудить щекотливую тему шкатулки и надеялась, что мама будет рядом, поддерживая меня в этот роковой момент.
Я беспокойно заерзала на стуле, а дедушка продолжил:
– Ей нужно хорошенько отдохнуть после вчерашнего вечера, она отвыкла от такого.
Он был прав, конечно. Пусть я и не представляла в полной мере, через что прошла мама, нетрудно было предположить, что переезд из места, где она жила в изоляции и страхе, в мой дом, где царило веселье и все время толпился народ, мог несколько выбить ее из колеи.
– Да, для нее это серьезная перемена. В любом случае то, что она хочет снова выйти на работу, – хороший знак.
– Согласен, но нам стоит быть начеку. В ближайшие дни ее настроение может резко перемениться.
– То есть?
Он поставил свою кружку и прокашлялся.
– Ну, я тут кое-что почитал о семейном насилии. В один день женщина готова горы свернуть, а на следующий чувствует себя
