Райгород - Александр Гулько
Работал Гройсман много и тяжело. Вставал в три утра. Наскоро умывшись, быстро читал утреннюю молитву. (Кстати, не потому, что строго соблюдал традицию. Просто заметил, что в те дни, когда он этого не делал, что-то обязательно шло не так.) В полчетвертого Гройсман завтракал. На завтрак Рива подавала ему селедку с маринованным луком, тушеную телятину с картошкой и сто грамм водки в граненом стакане. Ровно в четыре к дому подъезжал грузовик с водителем, и Гройсман отправлялся на заготовки. Пыля по ухабам летом, застревая в сугробах зимой, увязая в непролазной грязи в межсезонье, он неутомимо объезжал соседние села и местечки в поисках нужного товара.
Сельские жители относились к нему хорошо. С нетерпением ждали приезда. Готовили свежее, утренней дойки, молоко, сливки, сметану, масло. Оставляли лучшие туши забитого накануне скота. Загодя выставляли во дворах аккуратно сложенные в мешки и ящики овощи и фрукты.
Гройсман отвечал колхозникам взаимностью. Детям привозил конфеты. Женщинам дарил незатейливую кухонную утварь, цветастые головные платки и отрезы недорогой материи. Мужиков снабжал инструментами, привозил дефицитные в то время гвозди и проволоку. Кроме того, щедро угощал их казенной водкой. Но самое главное – рассчитывался наличными. Для пораженных в правах и лишенных паспортов колхозников это был чуть ли не единственный в то время источник «живых» денег.
Домой Гройсман возвращался часов в пять. Умывался, переодевался в домашнюю одежду. Пока Рива собирала на стол, он по диагонали просматривал позавчерашнюю газету или общался с детьми – интересовался, как дела в школе: отметки, общественная работа, поведение. Потом плотно обедал. Затем мог полчаса подремать. Затем отправлялся в спальню, запирал изнутри дверь и считал деньги.
После пересчета на столе лежало четыре стопки. Первая предназначалась секретарю райкома, вторая – начальнику милиции. Третью он отдавал жене. Четвертая стопка тоже делилась на две части. Это были деньги для двух вдов: сестры Леи, воспитывающей двух сыновей-школьников, и Бэлы, вдовы погибшего Нохума.
Она, кстати, вскоре после войны из Райгорода уехала. Вышла замуж, поселилась в Днепропетровске, родила дочь. Доучилась в юридическом техникуме и устроилась стенографисткой в суд. С семьей погибшего мужа общалась редко. Что не мешало Гройсману регулярно посылать ей деньги.
По субботам Гройсман никогда не работал. Отсыпался, слушал радио. Иногда, устроившись на диване, просто дремал. Ходил в гости и охотно приглашал к себе. Поскольку Рива хорошо готовила, любил плотно поесть. С удовольствием, но без дури, выпивал.
Прилично зарабатывая, Гройсман не отличался расточительностью. Полагал, что тратить нужно разумно, по потребности. А потребности у него были небольшие. На себя он практически не тратил. Жене пару раз в год покупал недорогие подарки – обычно платок или чулки, реже – сковородку или новую кастрюлю. Детей тоже особенно не баловал, но иногда поощрял. Правда, довольно своеобразно: за хорошие отметки давал им по пятьдесят копеек, за отсутствие замечаний по поведению вручал рубль.
При такой мотивации Рая за пару лет скопила немалые деньги. Сема же, как ни старался, накопить не мог. Более того, учителя говорили, что даже на фоне самых отъявленных райгородских бездельников Семен Гройсман удручающе безнадежен.
При высоких доходах и малых тратах у Гройсмана стали образовываться значительные накопления. Но деньги, считал он, нужны не для того, чтобы их тратить. Старому другу Каплуну свою позицию излагал так:
– Сэкономил – все равно что второй раз заработал!
– Как говорится, на черный день пригодится… – поэтично соглашался Каплун. И добавлял: – Мало ли что случится…
Как будто что-то знал. Потому что случилось все довольно скоро – в декабре 1947 года. Именно в то время и Гройсман, и Каплун лишились значительной части своих накоплений. О том, как это произошло, следует рассказать отдельно.
Глава 12. Реформа
В войну Исаак Каплун начал службу лейтенантом в роте снабжения, а закончил майором, начальником Шестой бригады Главного трофейного управления Союза ССР.
Созданное в 1943 году, Трофейное управление обеспечивало вывоз с освобожденных территорий оружия, имущества и металлолома. Но главным образом – вещевого и обозно-хозяйственного имущества: мебели, ковров, одежды, ювелирных украшений и прочих ценностей. Несмотря на то что в трофейных бригадах были свои отделы Смерш, которые пустили под расстрел тысячи мародеров-«трофейщиков», Каплун как-то умудрился приобрести и переправить на родину целый грузовик с некрупной мебелью, гобеленами, отрезами тканей, дюжиной дамских манто и прочим скарбом. Попросил нескольких родственников и доверенных соседей принять трофеи на хранение.
После войны, когда Исаак вернулся с фронта, а жена с сыном из эвакуации, супруги свезли все в дом. И тут же сообразили, что не знают, что со всем этим богатством делать. Владеть и пользоваться – опасно, могут начать задавать неприятные вопросы. Хранить – негде. Продать – затруднительно. Поэтому, оставив какие-то мелочи вроде пары серебряных портсигаров, ювелирных изделий и велосипеда «Труппенфарад», который разрешено было купить официально, супруги быстро и не без потерь все распродали.
Получив гору ассигнаций и билетов нескольких государственных займов, Исаак решил поехать в Одессу, чтоб на всю вырученную сумму купить золото.
– Золото есть золото, – сказал он жене. – Пусть будет…
Но жена категорически возражала. После ужасов эвакуации, где они с сыном постоянно недоедали, она больше всего боялась голода. Говорила, что, если нечего будет есть, с золотом на базар не пойдешь и хлеба на него не купишь, а деньги есть деньги. Каплун понимал, что жена говорит глупости, но переубедить ее не получалось. После очередной дискуссии он решил посоветоваться с Гройсманом.
– А мишигенер![42] – сказал Лейб и покрутил пальцем у виска. – Ты что, не видишь, что творится? Уголовщина! Тебя ограбят! Ты с такими деньгами до Одессы не доедешь! Или с золотом – сюда не вернешься. Даже не думай!
Каплун согласился. Вернувшись от друга, сказал жене, что она права, в Одессу за золотом он не поедет. Ночью они сложили деньги и облигации в бочонок и закопали во дворе под орехом.
– Слава Богу! – сказала жена. – Будет на черный день. – Потом помолчала и спросила: – Кстати, что ты решил с работой?
Вопрос был актуальный. Каплун в то время действительно размышлял, куда бы трудоустроиться. Выбирал из двух вариантов: замом по снабжению на консервный завод или, как друг Лейб, – в заготовители. Пока он взвешивал все «за» и «против» обоих вариантов, выяснилось, что у районного начальства на него свои планы.
Каплуна вызвали в райком. Инструктор сказал:
