Райгород - Александр Гулько
Гройсман неопределенно пожал плечами и сообщил:
– Спасибо за доверие, но вынужден отказаться. Имею дела здесь.
– Какие могут быть дела с большевиками?! – воскликнул Настеску. – Вы талант! Вы гений коммерции! Берите семью, и поехали!
– У меня большая семья, – вздохнул Гройсман. И, помрачнев, добавил: – А была еще больше…
В глазах Настеску появился вопрос. Гройсман тяжело вздохнул и пояснил:
– Почти три года нет вестей от брата и от зятя. Ни писем, ни весточки, ни даже слухов… Боимся, что не увидим их больше. Так что надо семьям помогать…
Настеску помрачнел. Затем, мгновение поколебавшись, крепко обнял Гройсмана. Лейб от такой сентиментальности вначале растерялся, но потом ответил такими же объятиями. Постояв немного, они крепко пожали друг другу руки, попрощались, и Гройсман ушел.
Через полчаса после того, как последний румынский грузовик выкатился из Райгорода, Гройсман собрал всех работников артели и дал команду до утра ликвидировать все следы табачного производства. Демонтировав оборудование, быстро освободили помещения. Остатки табака и папиросную бумагу сожгли во дворе в металлических бочках. То же самое проделали с бухгалтерскими документами. Оборудование погрузили в телеги, отвезли на мост и сбросили в реку.
Утром, когда все было кончено, Гройсман провел второй инструктаж. Сообщил, что с приходом Советской армии наверняка начнется следствие. Будут выяснять, что происходило во время оккупации. Поэтому, кто бы и о чем ни спрашивал, следует держать язык за зубами, а лучше вообще забыть о том, что здесь происходило. Навсегда! Слово «табак» для них больше не существует! А если кто курит, то пусть бросает. Прямо сейчас!
Как в артели были организованы дела, выяснилось позже.
Все, что Гройсман обещал Настеску, исполнялось в полном объеме. Румынские офицеры бесперебойно получали папиросы, а солдаты – рассыпной табак. Отчетные документы составлялись аккуратно и передавались в жандармерию точно в срок. В бухгалтерских балансах дебет с кредитом сходился «в ноль» до последнего пфеннига. При этом артель зарабатывала немалые деньги. И тратились они на нужды гетто. Как такое вообще стало возможным? Секрет, оказывается, был таков.
Табак артельщики закупали на вес, а перед румынами отчитывались за объем. Образовавшиеся излишки оставались в распоряжении Комитета. Весь ферментированный табак шел на папиросы, причем двух сортов: обычные и дорогие. На белоснежные мундштуки последних художник Файнгерш с каллиграфической точностью наносил золотой краской оригинальную надпись: «Герцоговина Флор». На обычных папиросах названия не писали. Рассыпной табак упаковывали в бумажные пакетики. Табачные отходы ссыпали в газетные кульки.
Переодевшиеся в старье женщины, дети и старики, умело скрываясь от румынских жандармов и местных полицаев, разносили табачные изделия по соседним местечкам, торговали вдоль дорог, на близлежащих железнодорожных станциях.
Выручку сдавали Гройсману. Контроль и учет были строгими. Четверть собранных денег, как договаривались, Гройсман отдавал Настеску. Остальное – направлял на нужды гетто и распределял между ограниченным количеством доверенных людей. Какие-то деньги, вероятно, оставлял себе.
Где Гройсман во время войны находил в таком количестве табак, папиросную бумагу, мундштуки, каким путем их доставляли, как проходила оплата за сырье и, главное, как в таких условиях удалось организовать эффективное и бесперебойное производство – он в последующие годы никогда и никому не рассказывал. Говорил, что «уже забыл».
Глава 10. Новые документы
Освободив Райгород, советское военное командование действительно распорядилось провести тщательное расследование и предать суду всех, кто сотрудничал с оккупационными властями.
Первым делом арестовали трех местных жителей, служивших при румынах полицаями. Но в суд отвезли только двоих. Третьего – на выходе из здания гарнизонной контрразведки – застрелил молодой армейский лейтенант из взвода обеспечения. Стрелял не прячась, в упор. Поразив первого, пытался застрелить оставшихся, но его обезоружили, задержали и отправили на гауптвахту. Следствие показало, что лейтенант был родом из Литина. Оттуда же ушел на фронт. Получив известие, что в сорок втором немцы убили всю его семью, поклялся отомстить. Просился на передовую, мечтал лицом к лицу встретить врага. Но его не отпускали, берегли. Говорили, что нужен в обеспечении, просили подождать. Так продолжалось два с лишним года. И все это время лейтенант мечтал о мести, готовился, надеялся, что представится случай. Случай представился в Райгороде. Когда все эти факты обнаружились, лейтенанта отпустили. Инцидент оформили как расстрел при попытке подозреваемого к бегству.
Через неделю в Райгороде начались допросы. Поскольку допросить предстояло сотни людей, приняли решение увеличить бригаду дознавателей. В усиление прислали несколько опытных офицеров во главе с известным своей непримиримостью к предателям капитаном Буряком.
Изучив собранные до его прибытия материалы, капитан решил первым делом допросить руководителя Комитета по самоуправлению. Удивился, почему этого до сих пор не сделали. Ему ответили, что тот в лазарете с тяжелым воспалением легких. Говорить не может, бредит.
– А заместитель или кто там у него был?.. – поинтересовался Буряк.
– Некто Гройсман, товарищ капитан! – доложил старшина.
– Надеюсь, здоров?
– Выясним, товарищ капитан!
– Пулей давай! И проследи, чтоб документы взял. А то заладили все: «Утрачены, утрачены!..»
Лейб явился на допрос с объемистым портфелем. Осторожно вошел в кабинет дознавателя. Буряк, не поднимая головы, с папиросой во рту, что-то писал. Так продолжалось довольно долго. Гройсман занервничал. Прокашлявшись, спросил:
– Вызывали?
Буряк не отреагировал. Гройсман пожал плечами и осторожно сел. Портфель прислонил к ножке стула. Подумав мгновение, переставил его на колени.
– Разве я предложил вам сесть? – спросил Буряк, не отрываясь от бумаг.
Гройсман встал. Буряк продолжал писать. Лейб с растерянным видом некоторое время постоял и тихо произнес:
– Раз товарищ капитан занят, так, может, я в другой раз зайду?
– Стоять! – рявкнул Буряк, впервые взглянув на Гройсмана. Потом смерил его презрительным взглядом и скомандовал: – Документы на стол!
Лейб дрожащими руками раскрыл портфель, достал оттуда лист бумаги и осторожно положил перед Буряком. В бумаге указывалось, что с сентября 1941 по март 1944 года гражданин Гройсман Лейб Сендерович, 1901 г. р., работал в городе Райгороде-Подольском в качестве «специалиста по снабжению». Ниже стояла подпись самого Гройсмана. Поверх подписи располагалась печать заготконторы.
Заглянув в бумагу, Буряк поперхнулся папиросным дымом. Откашлявшись, расстегнул кобуру, положил перед собой пистолет и, чеканя каждое слово, произнес:
– Советские люди на фронте кровь проливали, а ты здесь… – он заглянул в бумагу, – «по снабжению»? – И, выпучив глаза, закричал: – Паскуда! Захребетник жидовский! Давай! Быстро! Рассказывай! Кого снабжал, чем снабжал?!
Гройсман от страха сел. И тут же встал. Вытерев пот со лба, сообщил, что дело нешуточной секретности. После чего попросил разрешения закрыть дверь. Капитан вновь схватился за пистолет.
– Ша… – выставив вперед дрожащую руку, пробормотал Лейб. – Не надо кричать. Я все
