Физическое воспитание - Росарио Вильяхос
– А по мне, должна быть Кристинина, – сказала она брату, – потому что Кристина ее точно поет лучше.
Будь на то воля Каталины, в альбоме было бы на двадцать песен больше, потому что достался он ей ценой пота, а главное, слез. Однажды после школы она с помощью Амалии попыталась украсть кассету в торговом центре, спрятав ее под пальто, которое несла в руках. Их поймали. Амалия ничего не сказала, как будто с ней такое случалось уже тысячу раз и она знала, что отделается только выговором. Каталина же начала икать и плакать, когда охранники пригрозили позвонить ее родителям. Она попыталась что-то украсть впервые в жизни. И тут такой провал. Их развели по разным комнатам и допросили. Потом заставили как следует извиниться и велели написать свои номера телефонов. Когда их наконец отпустили, Амалия сказала Каталине, что оставила неправильный номер. Каталина уставилась на нее коровьими глазами – ей такой вариант даже не пришел в голову, и всю дорогу до дома она проклинала свою глупую покорность, ожидая, что ей устроят порядочную взбучку. Родителям так и не позвонили, но Каталина на той неделе заболела: страх нашел выход в виде гриппа, с которым она несколько дней пролежала в постели. Через месяц, откладывая все свои карманные деньги, она накопила только половину стоимости пластинки, и ей пришло в голову попросить недостающую сумму у мамы, якобы на подарок Паблито ко дню рождения. Она рассчитывала, что купит пластинку, а потом на сдачу посмотрит ему в комиссионке что-нибудь такое, что не пахло бы смесью плесени, надежды и депрессии. Мама решила, что со стороны Каталины это очень мило – настолько мило, что лучше всего пойти выбрать подарок вместе с дочерью. План А провалился, так что пришлось прибегнуть к плану Б: Каталина попросила маму сходить с ней в музыкальный магазин в центре. (Ей стыдно было возвращаться в тот торговый центр, где месяц назад ее назвали преступницей.) По настоянию Каталины они пошли туда в сам день рождения – она не вынесла бы того, что пластинка лежит дома, а послушать ее нельзя, пока Паблито не откроет подарок.
– Значит, твоему брату это понравится? – спросила мама, доставая кошелек.
– Очень понравится, – ответила она, любуясь красавицей артисткой на обложке пластинки.
Когда подарок был вручен, Паблито, казалось, тоже был потрясен красотой певицы, но еще больше тем, что сестренка что-то ему подарила. Он сразу пошел с пластинкой в свою комнату, где у него был проигрыватель. Каталина увязалась следом, как щенок, но Паблито надел наушники и покосился на нее с едва заметной улыбкой.
– Пабли, дай я тоже послушаю.
– Это моя пластинка, я хочу один послушать.
Паблито никогда и ничего не слушал в наушниках, более того, у них с сестрой давно шла война, в которой каждый старался погромче включить свою музыку. Пришлось признать, что план Каталины завершился полным фиаско. Оставалось набраться терпения и подождать, пока Паблито не уйдет гулять. В первые дни он прятал пластинку, чтобы Каталина не взяла, но потом она ее нашла на шкафу. Мама заметила. «Вот узнает Паблито – устроит тебе», – предупредила она, однако сама промолчала, и таким образом традиция покрывать ложь друг друга распространилась на обоих мужчин в семье. Каталина могла бы записать альбом на кассету, чтобы не приходилось слушать тайком, но в глубине души она получала удовольствие от этой игры, нарушая запрет в отсутствие брата. Это было самое волнующее, что только могло произойти в жизни тринадцатилетней девочки вроде нее.
Каталина давно перестала запоем слушать этот альбом, потому что ей уже шестнадцать и она считает, что впереди у нее еще куча других групп. К тому же одна из песен, «Voy en un coche» – «Еду на машине», напоминает ей о трех девочках-автостопщицах, потому что они тоже ехали на машине. Хотя песня по настроению – полная противоположность того кошмара, в ней не сказано, куда направляется героиня, только что она куда-то бесконечно едет в лунном свете. Как привидение. С тех пор, когда Каталине очень хочется послушать этот альбом, эту песню она пропускает и позволяет себе обмануться остальными. По меньшей мере она признает, что эффект от музыки сильнее, когда слова понятны. Может быть, поэтому она и начала изливать на бумагу собственные слова, чтобы отразить свое душевное состояние. До той весны она никогда ничего не писала, хотя делала нечто весьма похожее – с головой уходила в фантазии. Папа терпеть не мог, когда она вот так лежала на кровати, будто мертвец в гробу, уставившись на пятна на потолке, а мама ругала ее никудышной лентяйкой, но они не подозревали, что на самом деле дочь разыгрывает грандиозный спектакль у себя в голове; правда, Каталина все-таки верила в родительскую правоту и считала, что от воображения нет никакого толку. Она смирилась с этими новыми эпитетами, как смирилась с густой шерстью на ляжках и с позорными выделениями между ног.
В тот самый день, когда мама узнала от соседки, что дочь ездила на попутке, Каталина достала чистую, неначатую тетрадку и впервые в жизни решила попробовать что-то написать. У нее так колотился пульс после того, как удалось избежать пощечины, что в тот момент она смогла накарябать только два слова на полях последней страницы. Два слова – два имени. Ни одно из них не принадлежало отцу Сильвии – она даже не знала, как его зовут; взрослых мужчин не называют по именам, это всегда чей-нибудь отец, или сосед, или продавец из овощного, или ее собственный папа. На той тетрадной странице она написала имя парня из ее района, на которого запала просто потому, что на него уже запали другие девчонки; второе имя было ее собственное. Никакими знаками и союзами она их не соединяла, просто обвела в кружочек. На сердечко она не решилась – слишком уж по-детски. К тому же Каталина не была уверена, что ее интерес к этому парню именно такого рода. Поэтому ограничилась кружочком – его было достаточно, чтобы соединить два имени и магическим образом превратить их в пару. Наподобие того, как первобытные люди рисовали бизонов на стенах доисторических пещер, чтобы привлечь удачу на охоте, – так им рассказывали в школе. Его имя и ее имя призваны были стать их
