Очень холодные люди - Сара Мангузо
Третий этаж казался тайным, дополнительным пространством, а чердак – самой тайной его частью. Но в стене чердака была еще дверца, совсем маленькая, которая вела в низкий-низкий технический лаз. Я пригнулась и заползла внутрь, оставив дверь открытой для света.
В длину лаз доходил до середины дома. Наружная стена была обита розовой теплоизоляцией, на полу валялись старые деревянные щепочки. Лежал толстый слой пыли. На середине лаза я нашла небольшую стопку одежды: брюки, мужское белье и рубашка. Все в красно-коричневых пятнах.
На ощупь одежда была как зеленая губка для цветов, которая рассыпается под пальцами. Я отнесла вещи вниз и показала маме. Кровь, сказала она. Пару секунд разглядывала их в немом изумлении. А потом выкинула.
Уже через пару лет она начала сомневаться, что это было, а потом и вовсе стала все отрицать: отрицать, что сказала «кровь», что вообще видела вещи. Наверняка я просто выдумала. В конце концов, для нее я тогда была просто ребенком.
Я напечатала фотографии Уинифред в школьной фотолаборатории. На них были два бледных человека с темными волосами. Платье женщины разделено надвое рядом обтянутых тканью пуговиц. Оба молоды и опрятно одеты. На одной из фотографий они целуются на фоне древесного ствола.
Когда мы въехали, в доме наверняка еще оставались ее волосы, частички ее тела, рассеянные по воздуху, скрытые. Стоило быть более внимательной, лучше все осмотреть, заглянуть под ковер по углам комнаты, поводить пальцами внутри ламп, запустить их в землю на заднем дворе.
Мы с Уинифред ходили по одному полу, включали и выключали одни лампы. Зимой ей было холодно. Летом – жарко, и она спала на застекленной веранде и смотрела на старую ель во дворе.
В моих воспоминаниях задний двор нового дома всегда в послеполуденной тени, всегда в начале осени. И город я вспоминаю только так.
* * *
Нас учили, что город Уэйтсфилд появился в начале семнадцатого века с первыми английскими переселенцами. Так называемые индейцы, проживавшие на этой земле, были частью окружающей среды, вроде клюквы или кукурузы. В середине семнадцатого века дети переселенцев купили землю у местного вождя за пять серебряных фунтов, и так был основан колониальный город.
В следующем столетии город раскололся на два, а потом, в девятнадцатом веке, спустя сто лет после революции, одна из этих половинок снова разделилась. Наибольшая часть западной четвертинки принадлежала Эмерсонам, которые занимались благотворительностью и построили ратушу, библиотеку и две школы, а также многие гектары парков. Они назвали город Уэйтсфилд – как свое поместье в Англии.
Когда мы переехали на Эмерсон-роуд, мы и дальше говорили «Эмерсон», как все остальные, кроме семей основателей города – те говорили «Эммасон», с бостонским акцентом. Родители наняли мальчика, чтобы покрасил внешние стены, и он был из Эммасонов – его фамилию мы произносили так же, как он сам, но и дальше не называли так ни улицу, ни школу – это значило бы слишком много о себе возомнить.
Эммасоновский мальчишка вернулся на каникулы из школы-интерната. Ходили слухи, что это из-за оценок, но оценки ничего не значили. С его влиятельностью можно было просто представиться и получить что угодно.
Мы звали его «эммасоновский мальчишка». Имени его я не помню. Комбинезон и красную бандану он носил так, словно это костюм. В конце лета, когда он уехал в школу, мама наняла нормального маляра перекрасить стены.
По соседству с нами жили Лоуэллы. Это древнее семейство обитало там уже давно и было вторым по значимости, как и говорится в старом стишке:
А вот наш славный Бостон Здесь много трески и бобов И Лоуэллов старше лишь Кэботы А старше Кэботов – Бог.
Как послушные дети, мы заговаривали с Лоуэллами только тогда, когда они первые к нам обращались. Слишком важные люди, чтобы их отвлекать. Меня никогда не пригласили бы к ним в дом, но я представляла, что на стенах там висят старые портреты их предков из колонии Массачусетского залива.
У Лоуэллов была толстая рыжая кошка, которая приходила греться на солнышке к нам на крыльцо, которое мама называла оранжереей. Я гладила ее по мягкому животику. Кошка принадлежала дочке Лоуэллов и на ночь уходила к ним в дом. Мама до глубины души ее ненавидела. Она казалась ей надменной.
По соседству с Фишами Лоуэллы вырастили девочку и мальчика. Это были вежливые дети. Как и остальные девочки и мальчики из частной школы, они ходили на уроки бальных танцев, могли похвастаться маленькими носами и прямыми зубами; бедра у девочек становились шире, вне зависимости от того, ездили они и дальше на лошади или нет, а лица покрывались загаром и морщинками от прогулок на лодках в летнем лагере на острове Виньярд или – если особенно хорошо себя вели – Нантакет.
К десяти годам лоуэлловский мальчик научился выносить груз виноватого превосходства. В школе неприемлемо производить впечатление, будто что-то дается нелегко. Много усилий приемлемо прилагать только на соревнованиях по кроссу или когда однажды спасаешь тонущего в пруду маленького мальчика.
* * *
Слабые люди, получив власть, больше жизни мечтают отдать ее первому, кто заберет. Плохой игрок сам бросит мяч другой команде, лишь бы не думать больше о том, что с ним делать, лишь бы избавиться от ужасающей необходимости действовать решительно.
Я представляла, что муж Уинифред был красив, что было в нем нечто темное, чего не было в мальчиках из частных школ. Он думает, что приближенность к Уинифред сделает его более влиятельным. Но чтобы стать членом этих семей, этого древнего союза, недостаточно просто жениться.
Мать Уинифред открывает светский календарь, эту синюю книгу, и говорит: «Кого бы мне пригласить сегодня на обед», – а напротив сидит ее сватья и ничего не замечает.
Уинифред не стала бы переживать, что кто-то увидит ее без укладки. Красота создана для низших классов, это им она нужна. Ее волосы и так высыхают прямыми сами по себе. Положение, доставшееся ей от ее коренастых предков, незыблемо, и Уинифред это знает. И пальцы, доставшиеся ей от них, короткие и толстые. Она знает, что нельзя изменить.
* * *
Когда Уинифред спросила миссис Лоуэлл, не сможет ли их сын покрасить двери в доме Фишей, миссис Лоуэлл сказала, что он придет. И он пришел в субботу утром.
Уинифред посмотрела на мальчика Лоуэллов. Возможно, от его
