Бестеневая лампа - Иван Панкратов
Водитель вздохнул, вышел из машины и пошел назад, к лагерю, где стояли ЗИЛы — выбирать себе транспорт. Сама Мазур направилась в сторону Аверьянова. Виктор пошел следом, прикидывая, сколько времени у него займет осмотр двух сотен животов.
— «Вы хирург, если я правильно помню», — прошептал он себе под нос. — Скоро забудешь, не переживай.
Он вдруг понял, что она пыталась разговаривать с ним, как с чужим человеком. Как просто с коллегой по работе, который еще и на пару званий ниже, а потому достоин каламбуров и легких унижений. И от этого ему стало не по себе. Окружающая атмосфера очень этому ощущению способствовала.
— Я провел предварительную сортировку, — на ходу рассказывал Аверьянов. — Тяжелые собраны в двух ближайших к медпункту палатках, чтоб сестры далеко не бегали. Плюс делаю обходы каждые два часа, смотрю в остальных палатках, не стало ли кому хуже. Все проинструктированы, все считают, сколько раз в день сбегали по-большому…
— Я так понимаю, гадят они так же, как и бычки в урну кидают? — спросила Мазур.
— В смысле? — не понял Аверьянов.
— Ну ты им примерное направление показал — они туда и бегают. В чистое поле. Двести человек. По пять-десять раз в день.
— При всем желании — я бы на двести человек отхожий ровик в одиночку не выкопал. Только экскаватором, — покачал головой лейтенант. — Но я нашел флажки регулировщиков и воткнул там, за лагерем. Они хотя бы стараются до них добегать…
Когда до палаток осталось метров двадцать, стало ясно, что далеко не все добегают до флажков. Аверьянов поводил носом из стороны в сторону, но ничего не сказал. Да и что он мог с этим сделать в одиночку, с замученными медсестрами?
Начинало темнеть. Там, откуда они пришли, послышался рык автомобиля. Включились фары, двигатель немного прогрелся, и автомобиль двинулся к ним.
— Процесс пошел, — удовлетворенно сказала Мазур. — Сейчас доложим.
Она достала телефон — и через несколько секунд они все узнали словарный запас женского мата. Потому что связи здесь не было.
— Как? — кричала Елена. — Как такое может быть в двадцать первом веке, суки? Лейтенант, как вы связываетесь с частью?
— Там машина… Которая с антенной… — испуганно отступив на пару шагов, указал Аверьянов.
— Кто умеет пользоваться этой связью? — наступала на него Мазур. — Найдите мне ваших связистов, радистов или как они называются!
— Вы уверены, Елена Ивановна, что даже если мы его найдем, то в госпитале будет, кому и на чем это принимать? — осторожно спросил Платонов.
— Поиграем в испорченный телефон, значит! — крикнула она, не оборачиваясь и продолжая наступать на лейтенанта. — Свяжется с бригадой, а оттуда по сотовому доложат по номерам, какие я скажу!
— Сейчас найду, — коротко ответил Аверьянов и проскользнул мимо Мазур в сторону палаток. Тем временем автомобиль догнал их и остановился.
— Двадцать сюда не влезет, — крикнул из кабины водитель. — Максимум двенадцать.
Тем временем Мазур вошла в палатку медпункта, а следом за ней и Виктор. У входа на сборной кровати спала медсестра, свернувшись калачиком и натянув на колени полы халата. Рядом на тумбочках были разложены шприцы, какие-то вскрытые ампулы, пластиковые флаконы с хлоргексидином. В глубине стояла еще одна койка — видимо, самого Аверьянова, — на ней лежали пара книг и фонендоскоп.
— Неплохо, — оглядевшись, сказала Мазур, стараясь ни к чему не прикасаться. Медсестра услышала ее голос, вскочила, наткнувшись на тумбочку.
— Ефрейтор Воронцова, — спросонья представилась она куда-то в сторону, но потом встала ровней и даже попыталась прижать руки по швам.
— Садись, девочка, — махнула ее Елена Ивановна. — Небось, спите по полчаса по графику.
— Так точно, — ответила Воронцова. — Вот тут воду кипятим и отпаиваем всех по очереди. Быстро не получается…
Она показала на печку в глубине палатки, рядом с ней на тумбочке походная газовая плитка и два котелка. В них медленно закипала вода.
Платонов прошел до койки Аверьянова, взял книгу, увидел, что она открыта на таблице регидратации; на полях ручкой были выполнены какие-то умножения в столбик.
— По науке все делает, — сказал он Мазур. — Потерю жидкости рассчитывает.
В палатку вошел Аверьянов, придерживая за руку солдатика — такого же полусонного, как медсестра.
— Радист.
Мазур посмотрела на него и спросила:
— Как чувствуешь себя, герой-десантник?
Тот пожал плечами. Цвет лица был бледно-серый, но, судя по всему, держал его Аверьянов за руку больше для вида.
— Помочь надо. И только ты, как я понимаю, можешь это сделать. До машины со своей радиостанцией дойдешь? Если надо, донесем.
Радист поднял на нее глаза и даже захотел возмутиться, но вздохнул и просто кивнул.
— Тогда сделаем так. Я с тобой пойду, а капитан Платонов выполнит мое распоряжение по части осмотра. Тем временем лейтенант Аверьянов занимается погрузкой тяжелобольных. Задача всем ясна?
— Так точно, — синхронно ответили офицеры.
— А пожрать ничего нет? — внезапно спросил радист. — Ведь третьи сутки идут, как только пьем…
— А что у вас тут с едой? — повернулась Елена Ивановна к лейтенанту. — Я не говорю, что вот прям сейчас их надо всех от пуза накормить, но почему третьи сутки?
— Можно, я вам потом расскажу? — виновато попросил Илья.
— Можно козу на возу, — ответила Мазур.
— Виноват. Разрешите…
— Хорошо. Потом так потом. У меня в рюкзаке есть пара шоколадок, но он в машине остался. На холме. Будем мимо идти, достану.
И они ушли. Аверьянов выбрался из палатки, чтобы заняться эвакуацией. Воронцова устало опустилась на койку и, как показалось Виктору, тут же сидя заснула, уронив голову на грудь.
Платонов тоже вышел из медпункта, вдохнул далеко не самого свежего воздуха и решил тех, кто уезжает в госпиталь, не смотреть.
— Не продуктивно, — сам себе объяснил это решение Платонов. — Их не так уж много, может и дежурный хирург посмотреть при поступлении.
Он надел маску и перчатки и решительно вошел в следующую палатку. Поначалу он смотрел всех досконально и придирчиво, но через тридцать или сорок человек руки устали, голос охрип спрашивать одно и то же, и Платонов перешел только на поиск перитонеальных симптомов. Примерно через час, когда машина ушла, к нему присоединилась Мазур — ей удалось передать все госпитальному начальству через дежурного по десантной бригаде.
— А как же причины вспышки? — спросил Платонов, исследуя очередную правую подвздошную область.
— Мне радист все и рассказал, пока мы с ним этим мероприятием занимались, — ответила Мазур. — Так что даже версия Аверьянова теперь не нужна. Хотя я не думаю, что они чем-то отличались бы — слышала о нем только хорошие отзывы, он бы покрывать ничего не стал.
Виктор закончил осмотр в очередной палатке, они вышли на воздух, подсвечивая себе под ноги фонариками телефонов, чтоб никуда не вляпаться — на территории лагеря складывалось ощущение, что где-то взорвался туалет. До флажков Аверьянова с приходом ночи добегало все меньше и меньше ответственных десантников.
Елена Ивановна посмотрела по сторонам, прикинула, сколько еще человек им осмотреть, и выложила версию радиста.
— Это все из-за перевода части служб на гражданские рельсы, как нам пророчит министр обороны. Мол, солдат должен заниматься только боевой подготовкой. А убирать за ним толчок, варить ему кашу, стирать его грязное исподнее должны специальные гражданские службы. И вот некоторые наши части повышенной и постоянной боевой готовности — на эти самые рельсы и перевели.
— Слышал о таком, — кивнул Платонов. — Не понимал никогда, почему солдат не может снег возле отделения убрать, почему для этого надо нанимать кого-то еще.
— Вот-вот, — Мазур согласилась с Виктором. — А что такое десантная бригада? Это самое мобильное подразделение в вооружённых силах. Поступил приказ — и они все сели в самолет, полетели и прыгнули. Все. И командир, и радист, и повар. И повар! — возмущенно повторила она, сделав на этом акцент. — Но у них теперь кухня гражданская. Недавно
