Язык за зубами - Полина Панасенко
* * *
Долгое время я думала, что пометка «разрешается носить имя Полин» на документе о натурализации означает возможность носить имя Полина или Полин. На выбор.
Я думала так до того дня, когда попыталась вписать имя Полина в своё удостоверение личности в мэрии Монтрёй. Я записалась на приём, подготовила фотографии, свидетельство о рождении и пришла вовремя. В регистратуре девушка начинает вносить информацию в компьютер, но на полпути останавливается, и рука её зависает над клавиатурой. Она говорит: Ой, а тут у нас неполадочка, и затем: Да, так и есть, неполадочка, ничего не получится. Каролин? Каролин? У нас тут неполадочка. Приходит Каролин, смотрит на файл, подтверждает: Неполадочка, ничего не получится. Когда Каролин смотрит на моё свидетельство о рождении, её лицо превращается в смайлик со стиснутыми зубами. Она говорит: Ой да, тут неполадочка, затем смотрит на меня, поцокивая языком и добавляет: Вы ошиблись, вы подумали, что разрешается носить имя Полин значит – разрешается носить имя Полин и/или Полина.
И/или.
Последний раз, когда я слышала и/или, – это было в устах месье Армадо. Средняя школа Portail Rouge. Урок математики, глава «Больше или равно». Знак больше, с открытым клювиком, всем понятен. Тут ничего сложного. X клювик-открытый-вправо Y. Значит, Y больше, чем X. Ок. Но больше или равно мы никак понять не можем. Полкласса увязло, в том числе и я. Как это больше или равно? Так всё-таки больше или равно?
Месье Армадо решает объяснить нам с помощью примера. Он говорит: Это как в ресторане, когда можно заказать сыр и/или десерт, можно заказать только сыр, можно заказать только десерт, можно заказать и сыр, и десерт.
Проваливаемся ещё глубже. Почему сыр считается как десерт? Почему ограничиваться сыром, если известно, что есть десерт? Если можно взять и то, и другое, зачем заказывать только сыр?
Проблема в том, что эта педагогическая метафора созрела в месье Армадо благодаря его жизненному опыту холостого учителя, работающего сразу в двух школах. Каждый день его путь между школой в центре города и нашей прерывается на поглощение бизнес-ланча, меню которого ставит его перед выбором «сыр и/или десерт». Но пример его адресован гурманам Макдака с центральной площади, кебаба с улицы Мартиров и, для редких избранных, грузовика с пиццами Пицца Рив. Ни одно из этих заведений не ставит своих клиентов перед дилеммой, присущей знаку больше или равно. Мы просто не понимаем, о чём идёт речь.
Но месье Армадо этого не знает. Пример кажется ему предельно ясным, и он начинает подозревать нас в мятеже. Его следующие объяснения состоят в том, чтобы повторять по кругу сыр и/или десерт, всё более и более энергично выговаривая и/или. Крещендо останавливается на пороге крика и вот-вот его переступит. Сыр И/ИЛИ десерт. И десерт / ИЛИ десерт. И десерт / ИЛИ десерт! И/ИЛИ неужели это так сложно И/ИЛИ!
Именно лицо месье Армадо всплывает передо мной, когда Каролин из регистратуры объясняет мне, что я ошибочно решила, что могу носить имя Полина И/ИЛИ Полин. И я ныряю.
Выныриваю я в момент, когда Каролин говорит: разрешается – это такая формулировка, юридическая вежливость, которая означает предписано носить имя Полин и запрещено носить имя Полина.
Это производит на меня сильное впечатление. То, что она только что сказала. Каролин очень жаль, но вот уже почти двадцать лет, как я потеряла своё русское имя, и нет, думать, что оно всё ещё у меня есть, не даёт мне право вписать его в свой паспорт. Надо заполнить новый бланк, вот такой, чтобы подать заявку. Она не знает, смогу ли я вернуть себе имя, но она мне этого желает. Также она желает мне приятного дня и уходит. Девушка, которая начала было вводить мои данные в компьютер, говорит: Я перевожу ваше дело в режим ожидания. На бумажном файле, в примечании, она пишет: Мадам хотела бы вернуть своё имя.
Я потеряла своё русское имя. Выходя из мэрии, я стала вспоминать все годы, когда думала, что оно у меня ещё есть, тогда как его уже не было. Я потеряла его в Сент-Этьене. Сама того не осознавая. Мне хочется вернуться туда. Как будто я могу найти своё имя где-то по дороге между домом и школой. В последний визит туда я уже давно жила в Париже. Тогда я только что бросила Sciences-Po, чтобы поступать в театральный. Стояло лето. Мой отец только что снова женился. Он позвонил мне и сказал, что переезжает. В другой город. Надо съездить из Парижа в Сент-Этьен, чтобы забрать всё, что там ещё лежит из моих и маминых вещей. Я отправляюсь туда, когда там никого нет. Устраиваюсь, начинаю разбирать коробки. С утра до вечера. К концу выходных осталась одна последняя коробка. Внутри: Французский для малышей с улиткой во фригийском чепчике на обложке, кассета Джо Дассена, на которой он сидит в позе лотоса на краю трамплина у бассейна, пластиковые пакеты магазина Tadduni с подарками, которые так и не подарили. Между маминым беретом и моим свёртком с сотками выныривает телефонная книжка. Это моя. На обложке – породистая лошадь встаёт на дыбы на фоне заката солнца в Камарге. Я открываю её, пропускаю страницы под большим пальцем. Она полна домашних телефонов, номеров с индексом Сент-Этьена – 04 77. Морганы, Марлены, Джессики. И на букве К – Колетт и Морис. Это мама записала их номер в тогда ещё пустую книжку. Заложила основу всех будущих 04 77.
Морис умер, что с Колетт – не знаю. Но мне хочется попробовать. Я иду за телефоном. Заранее объясняю себе, что расстраиваться не надо. Конечно, в этом не было бы ничего удивительного. Что она съехала, квартиру продала или сдала, что она меня не помнит или вообще, кто знает, жива ли она ещё. Я набираю номер. Гудки. Ещё гудки – и берут трубку. Я говорю: Алло, извините за беспокойство, я пытаюсь дозвониться до, то есть я хотела бы поговорить с Колетт, которая раньше тут жила, это Полина, то есть Полин, дочка соседей, которые когда-то жили напротив вашей квартиры. Полин. Я узнаю этот голос. Это она. Только она произносит Полин, так долго задерживаясь на «и». На этот раз «и» длится ещё дольше – это «и» внезапной встречи.
Конечно, она помнит, я часто вас вспоминаю, когда прохожу мимо вашей двери. Ей не верится, что это я. Она спрашивает меня обо всех и обо всём, я чувствую, что она боится спросить, живы ли родители мамы. Я говорю ей, что бабушка
