Горошины - Эдуард Дипнер
– Но, Сереженька, путевку выделили на двоих. Третий – лишний.
– А я все равно хочу. Я поеду нелегалом. Как Ленин.
Мы подумали, что в этом что-то есть, хотя Сережке до Ленина еще далеко, еще мелок, но может быть, там, в горах Кавказа его и не заметят…
В начале августа рано утром мы выехали. Наш экипаж состоял из командора – это моя жена на переднем
сидении справа, – механика-водителя – ваш покорный слуга за рулем – и трех пассажиров на заднем сидении, одним из них был Сережка, а двое других – установленные на-попа скатки наших постелей. Последние вели себя нахально, на поворотах заваливались вдвоем на Сережку, и ему приходилось воевать с ними кулаками и всяко их обзывать.
После станции Чу я свернул налево на дорогу, ведущую к Балхашу. Эта дорога была построена недавно и на моем Атласе извивалась толстой красной змеей – Автодорога Всесоюзного Значения. Значение этой дороги было нешуточным. Многие годы попасть из столицы в Караганду можно было только по объезду, через Талды-Курган и Семипалатинск. И вот теперь доблестные строители дорог отрапортовали, разрезали ленточку, получили премии и внесли новую дорогу в Атлас.
Я бодро рулил по Новой Автодороге. Странно, но она была совсем не новой. Она была старой, разбитой, с ямами на асфальте. Через десяток километров она перешла в щебенку с крупными булыжниками, а еще через пять километров вообще закончилась. Эта дорога не была построена! И о ней напоминали лишь редкие бульдозеры и экскаваторы, ковырявшие каменистую степь и насыпавшие полотно будущей дороги. Конечно, по этому полотну ехать было невозможно, и по степи врассыпную змеились следы грунтовок. Иногда эти грунтовки сворачивали черт знает куда, в неведомые дали, и мне приходилось возвращаться и искать другую грунтовку. Или просто пилить по бездорожью, рискуя попасть колесом в норы сусликов – единственных обитателей этих пустынных мест.
Мы заночевали в степи. Нас окружали черные стены ночи и тишина, не нарушаемая автомобильными звуками и звенящая лишь тонкими скрипами цикад-кузнечиков и тихими шорохами каких-то существ – мыши? А может быть змеи? Я смотрел на яркие степные звезды и думал, что таких идиотов, как я, поверивших самой лживой книге на земле – советскому Атласу Автомобильных Дорог – не так уж много.
Солнце в казахстанской степи встает буднично, не размениваясь на красоты восхода, воспетые поэтами. Просто в назначенный час выкатывает из-за горизонта яично-желтый, как моя шестерка, шар и сразу начинает высушивать скудные остатки влаги, накаливать плоский блин степи. А степь сопротивляется ветром, беспрепятственно проносящимся сотни километров, поднимающим смерчики-фонтанчики сухой пыли.
Нужно было ехать дальше. Нормальный, здравомыслящий человек повернул бы назад, на далекую, надежную дорогу, пусть круголя, но без приключений сомнительного толка. Но только не я. Дурацкий комплекс – только вперед и никаких отступлений! – серьезно осложняет мне жизнь.
И всего-то осталось каких-нибудь двести пятьдесят километров…
Близ Шыганака – горстка мазанок, затерявшихся в степи – дорога подступила к Балхашу, оставляя щель. Слева – прилегающая к полотну будущей дороги полоса искалеченной, изрытой бульдозерами земли, а справа – излучина плоского балхашского берега, песчаного, уплотненного ветрами и балхашской солью. Не сомневайтесь, я выбрал второй путь. Всего-то метров триста. Если хорошо разогнаться, то может быть, проскочу…
Я недотянул метров пятьдесят. Моя шестерка, птицей почти пролетевшая, увязла в песке по самое брюхо. Это была катастрофа. Кто вытащит меня в этом безлюдье? Но удача иногда улыбается мне. Слева, невдалеке затарахтел трактор. Я замахал руками-крыльями и заорал во всю глотку. Трактор понимающе повернул ко мне, зацепил мою шестерку тросом и выволок ее на твердую землю. Платой за услугу была бутылка водки – незаменимая валюта этих диких мест и пятерка – на закуску. Я понял, что для сообразительного тракториста это было привычным, постоянным подработком.
Ближе к Балхашу (городу, а не озеру) автомобильное движение стало оживляться. Многочисленные самодеятельные грунтовки слились в одну магистраль, покрытую по щиколотку мелкой пылью, и моя шестерка плавно плыла по этой реке из пыли, оставляя за собой облако-шлейф. Мне живо вспомнились мои тридцатьчетверочные приключения. На нашем танкодроме мелкая, истолченная гусеницами пыль лежала таким же слоем, а в низинах она достигала едва не метра, и ухнуть туда, в эту перину из пыли, расплескивая ее фонтанами – было о-огромным удовольствием, только перед этим нужно было задраить водительский люк, иначе пыль может хлынуть туда и похоронить водителя.
Дорожная пыль становилась все гуще, и я начал сожалеть, что сижу не в танке. Машина поднялась на пригорок. А там, за пригорком… там было озеро из пыли! Я нажал было на тормоз… нужно было на что-то решиться… и я решился. Должна же моя ласточка преодолеть… Я нажал на газ. Волна пыли перехлестнула через лобовое стекло, в машине стало темно и страшно. Еще немного, родная! Еще чуть-чуть! Подъем из последних шестерочных сил… и мы выскочили на свет божий. Отряхивая пыль, как норовистая кобылка, моя машина вылетела из пыльного плена. А впереди, в каких-то сотне метров… начинался асфальт, и виднелись дымы балхашских заводов. Мы подъехали к самому берегу озера, вышли из машины… и стали хохотать, как сумасшедшие, показывая друг на друга пальцами. Мы были похожи на андерсеновских трубочистов. Мы сбросили с себя все, кроме плавок, и погрузились в прохладные воды, смывая пыль и наслаждаясь свободой и победой.
Мы пробились! А потом мы долго выскребали, вымывали балхашскую пыль из всех уголков нашей машины.
Мы победили Дорогу, и поэтому все остальные дороги и препятствия на нашем пути бескровно сдавались нам. На день мы остановились в Караганде, встретились и расцеловались со всеми родственниками и друзьями. Потом за два дня, с ночевкой на берегу реки Белой, это в Башкирии, добрались до Москвы.
Ожерелье крохотных бусинок на длинной нити этого пути, смешные, трогательные, нелепые историйки.
В Москву мы попали по какому-то чудесному случаю. Москва готовилась к Олимпиаде, была полупустой, оцепленной милицейскими кордонами. А тут какая-то шестерка с диковинными, немосковскими номерами. Может быть, бдительный милицейский страж отлучился в этот миг по нужде? Во всяком случае, я катил по Бутырской, мимо Савеловского вокзала в направлении станции Луговой, где жил мамин брат Леонид.
– Ой, Генночка, останови! – возникла моя жена. – Мы же едем к твоему дяде, неудобно с пустыми руками.
В небольшой будочке справа по дороге толстая тетка продавала апельсины, коих мы в нашем Казахстане сроду не видели. И очередь была небольшая. Жена купила целых пять килограмм,
