Жар - Тоби Ллойд
– А еще что знаешь, жиденок? – спросил насмешливый голос.
К его мучителю наконец вернулось чувство юмора; он решил, что жуткое выступление Йосефа ему нравится даже больше, чем безукоризненная игра его брата. Немцы продержали Йосефа битый час, кричали: «Браво, маэстро, браво!», а он, как одержимый, долбил по клавишам инструмента, которого с детства терпеть не мог.
Глава седьмая
Однажды вечером Ханна, направившись было наверх, остановилась и поглядела на мужа, читающего в кабинете. Ханна спросила Эрика, знает ли он, кто такой Ариэль.
Эрик пожал плечами.
– Тебе лучше знать.
– Твой отец порой произносит это имя, но сразу же умолкает. Он раньше никогда о нем не говорил?
–Никогда.– Эрик задумался.– Кажется, об Ариэле упоминается в свитках Мертвого моря. Кто-то из меньших ангелов?
–Не то. Он говорит о человеке. Может, какой-то его друг из страны исхода?
Эрик вздохнул. К тому времени беседы Ханны с Йосефом стали обычным делом и не замечать их было невозможно.
–Я все хотел тебе кое-что сказать. Я не уверен, что ходить наверх и ворошить прошлое – это так уж хорошо.
– Что же тут нехорошего?
–Когда я был подростком, я порой по ночам слышал, как отец плачет, он тогда еще не рассказывал о войне. Его рыдания были слышны сквозь стену. Мой отец, мой непобедимый отец! А из-за тебя он теперь снова все это переживает.
– Милый, он и не переставал плакать.
К тому времени затея с книгой целиком завладела мыслями Ханны. Она просыпалась, переслушивала кассеты, делала заметки, разговаривала со свекром, вновь делала заметки. Покопавшись в себе, Ханна обнаружила, что совесть ее чиста. Эту задачу необходимо выполнить, и кто справится лучшее нее? Она занята богоугодным делом.
– Ты хочешь сказать, что мне следует все бросить?
– Я хочу сказать, что тебе следует быть осторожной. – Эрик оторвал щепку от оконной рамы. – Бывают такие недра, – пояснил он, – которые лучше не разрабатывать.
* * *
Выживание в гетто зависело от многих условий: не умереть от голода, не подцепить какую-нибудь заразу, не разозлить немцев, избежать депортации. Безопаснее всего было вступить в еврейскую полицию, исполнявшую волю нацистов в пределах гетто. Тех, кого предполагалось депортировать, отбирали именно полицейские; оккупанты им, как правило, благоволили. Некоторые из друзей Йосефа поступили на службу в полицию и его подбивали, но он отказывался. «Если бы я пошел к ним, – объяснял он, – вся семья от меня отвернулась бы». Впрочем, он на свой манер подлаживался к властям. Все знали, что он чинит солдатскую форму. За эту работу ему, разумеется, не платили, но нельзя сказать, чтобы вовсе ее не ценили. К примеру, один лейтенант по имени Генрих Бек симпатизировал парнишке. Бек был свидетелем выступления Йосефа на Хлодне. «Нравится мне твоя рожа, – сказал ему Бек в первую встречу. – Ты такой же урод, как моя мачеха».
За труды Бек угощал Йосефа сигаретами, иногда пивом. Однажды Йосеф расхрабрился от выпитого и попросил достать ему цветных ниток, дабы вышивать кипы и прочие предметы религиозного облачения. Лейтенант обещал попытаться. Неделю спустя он принес Йосефу коробку с лоскутьями и мотками ниток. «Шей свои еврейские шапки, – сказал он. – И скажи мне спасибо. Я, между прочим, рискую жизнью». Немец расхохотался. Оба знали: если кто и ходит по острию ножа, так это Йосеф. В то утро двое парней обвинили его в пособничестве врагу. И лишь после вмешательства Мендла оставили Йосефа в покое. Мендл к тому времени стал уважаемым подпольщиком, он помогал провозить в гетто боеприпасы, спрятанные среди мешков с мукой.
По официальным донесениям, тех евреев, кого увозили из гетто в битком набитых телячьих вагонах, отправляли за границу, в трудовые лагеря. Но в это никто не верил. Зачем отправлять туда старых и больных, зачем отправлять малолетних детей в трудовые лагеря? Однажды для депортации отобрали все семейство Розенталь. Пойти к Беку Йосеф не рискнул и обратился к старому другу семьи, плотнику, который ныне служил в еврейской полиции (читай: продал душу немцам).
– На улице твой отец со мной даже не здоровается, – сказал плотник, – а ты просишь меня помочь?
– Пожалуйста.
– Вас с Мендлом я, пожалуй, и смогу вычеркнуть из списка. Молодые мужчины всегда пригодятся.
– А моих сестер? Хелли и Цирл?
– Только молодые мужчины. Большего я не могу.
Назавтра родителей Йосефа и двух сестер посадили в поезд. Пани Розенталь расцеловала сыновей на прощанье и пожелала им долгой жизни. Братья вернулись в пустую квартиру, сели в молчании. В углу лежал футляр от кларнета Цирл. И Мендл, и Йосеф все время натыкались на него взглядом.
– Это нам с тобой следовало бы ехать в том поезде, – сказал Мендл. – Надо было махнуться с девчонками.
–А вдруг и правда существуют трудовые лагеря для евреев,– ответил Йосеф.– Где-нибудь на Востоке, какой-нибудь военный завод.
– Ну что ты как маленький, – сказал ему брат.
Подготовка к восстанию шла полным ходом, Мендл научил Йосефа делать гранату из молочной бутылки: всего-то и нужно, что медицинский спирт, машинное масло, тряпка и спички. А потом сунул младшему брату пистолет. Йосеф попытался представить, как стреляет в человека. Например, в герра лейтенанта, и на виске у него зияет дыра. И вернул пистолет брату. Отдай его тому, кто умеет стрелять, сказал Йосеф. Восстание было обречено на провал, все это понимали: как если бы муравьи подняли бунт против детей, топчущих их сапогами. Мендл погиб одним из первых, истек кровью, его изрешеченный пулями труп валялся на улице. Восставшие не добились ровным счетом ничего: с ними расправились, восстановили порядок, выживших погрузили в поезда. Лейтенант Бек навестил Йосефа (ликвидация шла полным ходом). «Друг мой, ты знал о готовившемся восстании? Только честно. Я никому не скажу. Нет? Я не верю. Надо было тебе делать каски, а не ермолки. И еще говорят, будто евреи умны!» На прощанье он хлопнул Йосефа по спине и пожелал удачи. Viel Glück. И пообещал замолвить за него словечко товарищам на той стороне.
Как вам теперь кажется, что имел в виду лейтенант, спросила Ханна. Было ли это очередное оскорбление напоследок, жесточайший образчик черного юмора или все-таки выражение искреннего сочувствия? Вдруг он правда надеялся, что вы уцелеете? Йосеф пожал плечами.
– Какая разница, на что надеялся этот нацист? Он мертв. Замерз насмерть под Сталинградом, или его застрелили из пулемета в Нормандии, или растолстел и после войны помер от рака. Кого это волнует?
