На вилле - Сомерсет Уильям Моэм
– Я слушаю.
Вновь она пересказала эту долгую, тягостную историю, которой днем раньше поделилась с Роули. Ничего не опустила. Не старалась что-либо выпятить или затенить. Но, конечно, второй пересказ, Эдгару, дался ей с большим трудом. Он слушал, не шевелясь. Лицо превратилось в маску. Глаза словно остекленели, не выдавая никаких эмоций. Рассказывая, она с еще большей отчетливостью понимала, что показала себя более бесчувственной и распутной, чем ей казалось раньше, когда она говорила то же самое Роули. Ее мотивы уже не выглядели столь правдоподобными, и у нее замирало сердце при мысли о том, что он ей не верит. Теперь она осознавала, сколь шокирующим выглядит их с Роули поступок – перенести тело в автомобиль и спрятать в уединенном месте среди холмов. Но Мэри до сих пор не представляла себе, что еще она могла сделать, чтобы избежать скандала и проблем (каких – знали только Небеса), которые могли возникнуть с полицией. История выглядела очень уж фантастичной. Такое просто не могло случиться с людьми ее круга, во всяком случае, в реальной жизни. Это мог быть только пересказ кошмарного сна.
Наконец она закончила. Эдгар еще какое-то время сидел, не произнося ни слова, потом поднялся, начал вышагивать взад-вперед по полоске зеленой лужайки. С опущенной головой, сцепив руки за спиной, а такого лица, чернее тучи, она у него никогда не видела. Он разом постарел. Потом остановился перед Мэри, посмотрел на нее сверху вниз, на губах появилась скорбная улыбка, но заговорил он нежным голосом, рвущим ей сердце.
– Ты уж меня прости, но я совершенно ошарашен. Видишь ли, если я и мог ожидать такого, то от тебя – в последнюю очередь. Я знал тебя еще невинным, очаровательным ребенком. Не могу поверить, что ты…
Он замолчал, но она знала, что он хотел сказать. Он не мог поверить, что она взяла да и отдалась случайно встреченному босяку.
– Оправданий у меня нет.
– Боюсь, я думаю, что ты поступила очень глупо.
– Хуже, чем глупо.
– Нам нет нужды в это вдаваться. Думаю, я люблю тебя достаточно сильно, чтобы понять и простить, – голос этого сильного человека дрогнул, но улыбка стала мягче, терпимее. – Ты – романтическая глупышка. И я могу поверить, что в обстоятельствах, сложившихся после того, как этот человек застрелился, ты приняла единственно возможное решение. Ты пошла на огромный риск, но все разрешилось наилучшим образом. Судя по всему, тебе просто необходим мужчина, чтобы приглядывать за тобой.
Она подозрительно посмотрела на него.
– Ты по-прежнему хочешь жениться на мне? После того, как узнал все?
Он замялся, но только на чуть-чуть, любой другой, кроме Мэри, этого бы и не заметил.
– Ты, конечно же, не думаешь, что я собираюсь бросить тебя в столь тяжелом положении? Мэри, дорогая, я не могу этого сделать.
– Мне так стыдно за себя.
– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты была счастлива. Карьера – это не все. В конце концов, я не так молод, как прежде. Я уже многое сделал для страны. Нет причин, которые не позволяют мне отступить в сторону и позволить молодым реализовать свой шанс.
Она в замешательстве смотрела на него.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он сел, взял ее руки в свои.
– Видишь ли, дорогая, все это меняет ситуацию. Я не могу соглашаться на предложенную мне работу. Если о случившемся станет известно, последствия будут катастрофическими.
Она отшатнулась.
– Я не понимаю.
– Не волнуйся об этом, дорогая. Я отправлю министру телеграмму, чтобы известить, что женюсь и не могу ехать в Индию. Твое здоровье может стать убедительным предлогом. Я не смогу предложить тебе такое высокое положение, но это не значит, что мы не сможем хорошо проводить время. Мы купим дом на Ривьере. Я всегда мечтал о яхте. Будем плавать по морю, наслаждаться жизнью, рыбачить.
– Но ты не можешь бросить всего, поднявшись почти до самой вершины. С какой стати?
– Послушай меня, дорогая. Работа мне предложена крайне трудная. Она потребует предельного напряжения умственных и физических сил. А меня всегда будет преследовать тревога, что эта история может выплыть наружу. Трудно принимать рассудительные и взвешенные решения, стоя у кратера вулкана.
– Но что теперь может выплыть наружу?
– Скажем, револьвер. Полиция сможет выяснить, если постарается, что он принадлежал мне.
– Действительно может. Я думала об этом. Этот человек мог вытащить его из моей сумочки в ресторане.
– Да, я не сомневаюсь, что найдутся и другие правдоподобные варианты, объясняющие, как мог попасть к нему мой револьвер. Но в любом случае придется давать показания, а я не могу доводить дело до показаний, которые мне придется давать. Я не хочу превозносить себя, но я не тот человек, который способен лгать. И потом, это не только твой секрет, но и Роули Флинта.
– Ты же не предполагаешь, что он может меня выдать.
– Именно это я могу предположить с легкостью. Он – беспринципный прохвост. Бездельник. Пустое место. Тот самый человек, с которым я бы никогда не имел никаких дел. Откуда ты знаешь, как он поведет себя, пропустив пару стаканчиков? Это слишком хорошая история, чтобы хранить ее в секрете. Он может поделиться ею с какой-нибудь женщиной. Расскажет одной, потом другой, и, не успеешь глазом моргнуть, как об этом будет знать весь Лондон. Поверь мне, не потребуется много времени, чтобы эта история добралась бы и до Индии.
– Ты ошибаешься, Эдгар. Он совсем другой человек. Я знаю, он сумасброд, ему свойственно безрассудство, иначе он никогда бы не пошел на такой риск, чтобы спасти меня, но я уверена, что могу ему доверять. Он никогда меня не предаст. Он скорее умрет.
– Ты не знаешь людей так же хорошо, как я. И я могу тебе сказать, нет в нем ничего такого, что помешало бы ему разболтать эту историю.
– Если ты думаешь, что она все равно выплывет наружу, какая разница, уйдешь ты в отставку или нет?
– Сплетен будет много, но если я – частное лицо, какое это имеет значение? Мы от них просто отмахнемся. Но все значительно усложнится, если я буду губернатором Бенгалии. В конце концов, ты совершила уголовное преступление. Насколько я понимаю, оно достаточно тяжелое, чтобы повлечь за собой обязательную выдачу преступника. И вполне вероятно, что недружественная нам Италия поднимет шум. Тебе не приходило в голову, что тебя могут обвинить в убийстве этого человека?
Он так сурово глянул на
