На вилле - Сомерсет Уильям Моэм
– Я должна быть честной.
Он нахмурился.
– Ты допускаешь ужасную ошибку. Знаю я этих строителей империи. Честность, прямота и все такое. А что они знают о снисхождении? Им-то оно ни к чему. Это безумие, уничтожать его веру в тебя. Он же готов тебя на руках носить. Он думает, что ты – само совершенство.
– Что в этом хорошего, если у меня все-таки есть недостатки?
– Чем лучше думают о тебе люди, тем больше ты должна соответствовать образу, который они себе создали. Или ты так не думаешь? Знаешь, у твоего Эдгара масса достоинств, благодаря которым он и поднялся так высоко. Но, уж извини, ему также свойственна и тупая прямолинейность. Возможно, на службе это плюс. Без этого он бы не стал столь крупной фигурой. Но ты требуешь он него невозможного – понять лабиринт женской чувственности.
– Если он действительно меня любит, то поймет.
– Очень хорошо, дорогая моя, поступай, как считаешь нужным. Он – не тот мужчина, за которого я хотел бы выйти замуж, будь я женщиной, но раз уж ты выбрала его, полагаю, это твое право. И вот тебе мой совет – если хочешь, чтобы все у тебя получилось, не говори ему лишнего.
Он хохотнул, легонько коснулся ее руки и отбыл. Мэри вдруг подумала, что, возможно, никогда больше его не увидит. Сердце чуть защемило. Забавно, но ведь он предложил ей руку и сердце. Она не могла не улыбнуться, представив себе ужас, который отразился бы на лице Роули, если б она приняла его предложение всерьез и согласилась.
Глава 8
На следующий день, около четырех пополудни, Нина подошла к Мэри, которая опять сидела в саду и вышивала, пытаясь отвлечься от тревожных мыслей, чтобы сообщить, что звонит Эдгар Свифт. Он только что приехал в отель и хочет знать, может ли увидеться с ней.
Мэри не знала, когда прибывает его самолет, и ждала с ленча. Попросила Нину передать, что будет рада увидеться с ним в любое удобное ему время. Ее сердце учащенно забилось. Она достала из сумочки зеркало и посмотрелась в него. Щеки бледные, но румянами она не воспользовалась, зная, что он этого не любит. Только чуть попудрилась и накрасила губы. На ней было легкое летнее платье из желтого льна с большими цветами. Такое простенькое, что с первого взгляда могло показаться, что оно больше подходит служанке, и тем не менее сшил его один из лучших парижских дизайнеров.
Наконец она услышала шум подъезжающего автомобиля, а через несколько мгновений появился Эдгар. Она поднялась, пошла ему навстречу. Как всегда, оделся он в полном соответствии с возрастом и статусом. И выглядел превосходно, шагая по зеленой лужайке, высокий, стройный, с прямой спиной. Шляпу он снял. Густые черные волосы блестели от масла, обеспечивающего идеальную укладку. Красивые синие глаза под густыми ресницами дружелюбно поблескивали, резкие черты лица смягчала счастливая улыбка. Он тепло пожал ее руку.
– Ты изумительно выглядишь, прекрасна, как картина.
Мистер Эткинсон произносил эту банальную фразу при каждой их встрече, но от Эдгара она услышала ее впервые, вот и подумала, что джентльмены определенного возраста всегда обращаются с ней как с женщинами, которые гораздо их моложе.
– Присядь. Нина принесет чай. Хорошо съездил?
– Я так рад увидеть тебя вновь, – ответил он. – Кажется, с моего отъезда прошла целая вечность.
– Не так уж долго ты и отсутствовал.
– К счастью, я точно знал, что ты будешь делать все это время. Знал, где окажешься в тот или иной час, и мысленно следовал за тобой из одного места в другое.
Мэри чуть улыбнулась.
– Боюсь, эти мысли отвлекали тебя от работы.
– Знаешь, дел действительно хватало. Я дважды встречался с министром, и, думаю, мы решили все вопросы. Я должен отплыть в начале сентября. Он говорил со мной честно и открыто. Не стал скрывать, работа предстоит тяжелая, о чем я, разумеется, знал, давая согласие, но еще и объяснил, почему они остановили свой выбор именно на мне. Не буду навевать на тебя скуку, перечисляя все комплименты, которые он мне наговорил, но…
– Я хочу их услышать, и мне не скучно.
– Хорошо. Он сказал, что при сложившихся обстоятельствах очень важно, чтобы эту должность занял человек, способный пойти на компромисс, но при этом жесткий, и нужную степень сочетания этих качеств он видит только у меня.
– Я уверена, что он совершенно прав.
– В любом случае, это лестно – услышать такие слова. Видишь ли, я прошел долгий путь, и приятно осознавать, что поднялся почти на вершину. Должность эта важная и ответственная. Она дает мне шанс показать, что я могу сделать, и, между нами говоря, я думаю, что могу многое… – Он замялся. – И если я смогу справиться с этой работой так, как рассчитываю и как они надеются, возможно, она станет трамплином к новым высотам.
– Ты очень честолюбив, да?
– Полагаю, что да. Я люблю власть и не боюсь принимать решения. У меня есть определенные достоинства, и я рад возможности максимально их реализовать.
– Вчера за обедом полковник Трейл сказал, что он не видит причин, по которым ты не смог бы стать вице-королем, успешно справившись с работой в Бенгалии.
Глаза Эдгара сверкнули.
– Генерал-губернатором, так они теперь его называют. Я полагаю, такой вариант не за пределами возможного. Они назначили Уиллингдона[11] вице-королем, и он был чертовски хорошим вице-королем.
Они допили чай, и он поставил чашку.
– Знаешь, Мэри, та радость, которую я испытываю от нового назначения, не значила бы для меня так много, если б не надежда, что ты разделишь мою судьбу.
Ее сердце остановилось. Момент пришел. Чтобы успокоиться, она закурила. Не смотрела на него, но чувствовала, что его глаза, нежно улыбающиеся, не отрываются от нее.
– Ты обещала дать мне ответ, когда я вернусь. – Он рассмеялся. – Этим утром я зафрахтовал самолет, чтобы прилететь сюда. Это прямое свидетельство моего стремления получить его как можно быстрее.
Она отбросила сигарету, которую только что закурила. Вздохнула.
– Прежде чем мы двинемся дальше, я должна тебе кое-что рассказать. Боюсь, я тебя огорчу. Пожалуйста, выслушай меня молча. Все, что ты захочешь сказать, ты сможешь сказать позже. Как и задать вопросы, которые у тебя возникнут.
Его лицо вдруг закаменело, он пристально всмотрелся в нее.
– Я буду молчать.
– Мне нет нужды говорить тебе, что я отдала бы все, лишь бы ничего тебе не рассказывать, но, боюсь, это будет нечестно. Ты
