Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
Шели Ядид, для которой каждое слово Галь о пансионате, о курсе лечения, о людях, с которыми она здесь познакомилась было каплей бальзама на душу, обошла вместе с ней все закоулки территории. Зашли они и в комнату Галь, и в живой уголок. В первом месте они вспомнили их давние школьные поездки с ночлегом в молодежных общагах, во втором – по-детски умилялись зверюшкам, кормили кроликов. Галь вновь поймала своего любимца и, на радостях, затискала его.
Набравшись смелости, она, в свою очередь попросила Шели рассказать о том, что происходило в школе в ее отсутствие.
Посетительница, в отличие от нее, даже не знала, с чего ей начать.
– Ну, что рассказать? – приступила она. – Если в конце прошлого учебного года, как ты помнишь, был какой-то намек на организованность, то в этом разброд и бардак достигли апогея. Только представь: недавно мы с урока на урок ждали биологичку, чтоб проработать последний текущий экзамен уже после того, как его сдали. В результате, после трех окон, эта невыносимая Хая явилась, раздала нам перечерканные формы экзамена, и удалилась. У нее, дескать, не было настроения преподавать.
– Ого! – воскликнула Галь. – И ты переживаешь по этому случаю?
– Я? – переспросила Шели. – Нет, конечно! Просто чтобы ты поняла, насколько все мы там выдохлись. Хотя, о нас заботятся тоже. Вот, в прошлом месяце весь наш выпуск вывезли на неделю в поход на юг. Видишь, как я загорела? – обнажила она перед Галь свое плечо. – Это значительно разрядило обстановку.
На этом слове Шели заставила себя запнуться, чтобы только не проговориться Галь о визите к ним следователя и сборе денег на ее лечение. Через несколько секунд она продолжила:
– А теперь появилось сразу два развлечения: составление выпускной книги и репетиции к выпускному балу.
– И как вы будете ее составлять?
– Ну, ты же знаешь, как это делается. Каждый класс представляет себя оригинально, училки и директриса добавляют свои пожелания и поздравления, и – в печать!
– Да, я знаю, но именно наш класс как будет оформлен? – уточнила Галь.
– Сначала думали выступить в роли мафиозного клана с крестными отцами, всевозможными криминальными элементами, и девицами по сопровождению. Но потом эта версия отпала, и приняли другую: Страшный Суд. Каждый будет защищать себя перед особой комиссией, которая решит его участь. Но уже решено, что все мы, за исключением Одеда, отправимся в ад.
"Символично, однако", – подумала Галь, и, наконец набравшись мужества, попросила рассказать о Шахаре и Лиат.
– Эта пара идиотов все еще носится друг с другом, – презрительно сказала Шели. – Но они ненавидят друг друга больше, чем вся шпана ненавидела их. Если ты хочешь знать, никто не прощает Шахару того, что ты так пострадала, в сущности, из-за него, а Лиат – того, что поспособствовала этому. Шахар перестал быть похожим на себя. Он замкнулся в себе, стал скрытным, задумчивым, раздражительным. Постоянно тяжело вздыхает, словно тащит на себе какой-то невыносимый груз. Или сидит, уставившись в пространство. Лиат ему прямо в зубы смотрит. В поход на юг они с нами не отправились, – подчеркнула Шели. – А Хен, которого все это выводит из себя, решил не приглашать их на свой день рождения.
– Передай Хену мои поздравления, – тихо произнесла погрустневшая Галь, и добавила: – А как он отметил свое совершеннолетие?
– Без лишнего шума, – ответила Шели. – Просто сходили с его родней в ресторан, а потом закрылись в спальне на всю ночь.
Она помолчала и поинтересовалась у жадно ловившей каждое ее слово подруги:
– Ну, что теперь с тобою будет?
– Не знаю, Шели, и вряд ли кто знает, – подавленно сказала Галь.
– Понимаю, – кивнула та, и, спохватившись, не слишком ли опрометчиво было рассказывать ей обо всем, включая о Лиат и Шахаре, быстро проговорила: – Я надеюсь, что не слишком расстроила тебя своими рассказами? Я не хотела кривить с тобой, и выложила все, как есть, не приукрашивая…
– Что за глупости! – прыснула Галь, с легким всхлипом. – Тебе ли щадить меня, Шели? От тебя я готова услышать любую правду. Я… вновь прошу меня простить за прошлое… И за твой день рождения. Я была не в своем уме, я не хотела, честное слово…
– Замолчи! А не то я опять разрыдаюсь! – прикрикнула на нее Шели, но, все же, не сдержала слез: – Бедняжка, сколько же всего ты пережила, и где ж мы были все то время?
Подруги крепко обнялись и еще немного поплакали одна на шее другой. Но этот плач был более светлым, более умиротворяющим, чем предыдущий. Солнце стояло в зените, и орошало их яркими бликами, пробивающимися сквозь густую листву. Это было время обеда, но Галь не чувствовала голода и не осмеливалась нарушать их беспредельно важное общение. Рики поймет. Она, та, что помогла им с Шели встретиться, поймет.
Когда Шели оторвалась от нее и, в который раз, огляделась, то заметила, что этот уголок очень напоминал ей школьный сквер.
– Кстати, Галь, – заявила она, – его хотят перенести его на территорию школьного двора.
– Как это? – не поняла та.
– Вот так. На том участке собираются проложить дорогу, но школа отвоевала его небольшую часть и решила расширить двор, чтоб оградить ее. Там наставят побольше скамеек, срежут некоторые кусты, и превратят в общее место. Какое варварство!
– У меня с этим сквером связаны другие воспоминания, – цинично протянула Галь. – Хотя жаль, красивое было местечко. Впрочем, меня ваши школьные проекты уже не касаются, – сказала она еще циничнее, еще мрачнее, но тут же оговорилась: – Нет, я преувеличиваю! Конечно, меня все касается, и мне ужасно больно от того, что я торчу здесь, тогда как вы все там заняты столькими интересными вещами, без меня, без меня… Если б ты знала, как мне больно и как стыдно за мое исключение, которое я заслужила!
– Тогда почему ты допустила этот срам? – спросила Шели, уже построже. – Почему ни с кем не поделилась? Ведь мы же все были рядом с тобой: я, Хен, Одед, и даже Дана…
– Не знаю, Шели. Я сломалась. Мне стал свет не мил после предательства. Я потеряла доверие к людям, к мужчинам, к себе самой. Мне очень сложно объяснить тебе сейчас, что ощущает потенциальный наркоман. Я такого наслушалась здесь, от других, что представить страшно! Но, если я сюда попала то, наверно, так мне было суждено! – прибавила она со вздохом. – И, тем не менее, поверь, я ни на миг не переставала о вас думать, хотя не знала, думаете ли вы обо мне сами. Шели, скажи, впишут ли меня хотя бы в выпускную книгу?
– Пусть только попробуют не вписать! – горячо воскликнула та, и даже топнула ногой. – Я сама займусь твоей страничкой.
Она
