Я не прощаюсь - Хан Ган
– Сколько граммов они примерно весят?
Инсон перевела взгляд на попугая, сидевшего на её плече, и ответила:
– Даже не знаю, граммов двадцать, наверное.
От её слов у меня в голове почему-то возник образ эмбриона. Как-то давно я услышала, что это минимальный вес для того, чтобы сердце могло биться. И мне показалось, что маленькие птенчики чем-то напоминают съёжившихся, словно они внутри яиц, эмбрионов.
На следующий день я уезжала, Инсон подвезла меня на своём грузовике до аэропорта и радушно проводила. Когда я вернулась в Сеул, я ночью не могла уснуть и решила почитать про птиц. Мне попалась статья из научного журнала, где говорилось о том, что птицы – это потомки динозавров. Когда Земля столкнулась с огромным астероидом и вся поверхность планеты была объята пламенем, а атмосферу переполнил пепел, вымерли не только все животные, но и растения, а выжили лишь пернатые динозавры, которых мы сейчас называем птицами. На сайтах, посвящённых этой теме – со всеми фотографиями и терминами – тоже говорят о том, что почти все ныне существующие птицы зародились ещё в то время. Если начинать читать все эти мудрёные названия птиц, которые больше никогда не вспомнишь, время пролетит незаметно. Так одной ночью, читая в интернете про птиц, я наткнулась на один очень красивый рисунок, изображавший птицу изящными линиями, и сохранила его. В центре тела и правда расположился воздушный мешок, а кости были покрыты округлыми дырочками.
– Так вот, почему они были такими лёгкими, – пробормотала я в темноте, вспоминая ощущение сухих лапок на моём плече.
* * *
Крупные снежинки падают на тыльную часть моей руки. Это так необычно. Они преодолевают путь в тысячу метров, начиная с облаков. Сколько раз на этом пути они объединялись друг с другом, что достигли такого объёма? Но даже несмотря на это, они всё равно лёгкие. Интересно, если бы существовали снежинки по двадцать граммов, насколько огромными бы они были?
Я краем глаза взглянула на бабушку, застывшую замертво, словно статуя, и облокатившуюся обеими руками на свою трость. Наверное, она уже очень долго тут стоит, как у неё ещё не замёрзли руки? Время будто бы остановилось на месте. В этом утихшем уездном городе, где все магазины были закрыты, живыми и дышащими были только мы вдвоём на этой остановке. Я борюсь с желанием протянуть руку, чтобы убрать скопившийся снег с её белых бровей, ведь меня одолевает пространное ощущение, что как только я коснусь её, она растворится в воздухе.
* * *
«Они выглядят здоровыми, но расслабляться нельзя.
Говорят, как бы больно ни было птицам, они всегда сидят на жёрдочке, как ни в чём не бывало – на уровне инстинктов, чтобы избежать смерти от хищников. Так что, когда они упадут с жёрдочки, будет слишком поздно».
На плече беспокоившейся за своих попугаев Инсон сидел Ама. Его белая мордочка была направлена в мою сторону, но смотрел он не на меня – одним глазом он охватил Инсон, а другим – свою же тень, подвисшую на стене. Меня забавило, что тень Инсон с попугаем на плече казалась в два раза больше неё самой, так что я достала из сумки пинал с карандашами и подошла к стене.
– Если не понравится, можно потом просто стереть ластиком.
Инсон сидела смирно, пока я на белой стене вдоль контуров её тени, лишь слегка надавливая карандашом, обрисовывала её гигантскую голову, плечи и силуэт громадного попугая. Тем временем сидевший на подоконнике Ами взмахнул крыльями и переселился на абажур лампы. Она слегка пошатнулась, а за ней и тени. Как только она остановилась, тени послушно вернулись на свои места.
«Нет, нет», – тихо, словно тяжело вздыхая, сказал Ами, стоя на абажуре. Наверное, Инсон часто неосознанно проговаривает это вслух. Интересно, а в каких случаях она это говорит?
Инсон гладила по голове всё ещё сидящего у неё на плече Ама и сказала:
– Вам пора спать, ребятки.
Словно подавая им сигнал, она начала петь. Это была колыбельная. Она показалась мне знакомой, но слышала я её впервые. Перед тем как Инсон начала первый куплет, Ама начал напевать вместе с ней, и так они пели поочерёдно. Эта странным образом чудесная и спокойная мелодия, исполняемая, казалось бы, несочетаемыми голосами, каждый раз словно собиралась заканчиваться, но в итоге продолжалась. Ами продолжал неподвижно сидеть на абажуре, словно прислушиваясь к мелодии, и его голова направилась в мою сторону. Одним глазом он наблюдал за тенью Ама и Инсон на стене, а другой выглядывал в окно, выходящее во двор, где содрогающиеся деревья переливались вечерним светом.
* * *
Боль, протягивающаяся от самого рта до желудка, отзывалась и в плечах, и в шее. Жвачка потеряла свой вкус ещё когда я ехала в автобусе, поэтому я её выплюнула. Ещё одна вряд ли чем-то поможет.
Снимаю перчатки и массирую ладони, стало немного теплее. Дальше массирую закрытые веки. Сгибаю колени, пробую присесть. Поворачиваю шею и плечи. Выпрямляю спину и делаю глубокий вдох. Три шага вперёд и три назад, возвращаясь к бабушке. Возможно, спазма можно избежать, если как можно скорее облить себя горячей водой, потому что поесть горячей каши или полежать в тёплой комнате обычно помогает.
Если б только Инсон была сейчас не в больнице в Сеуле, а дома… Я бы позвонила ей – и она, удивившись, примчала бы на своём грузовике, посадила меня, потирающую глаза, на сиденье рядом. «Тебе ведь как-то раз помогла каша. Давай тогда покушаем». Мне бы только увидеть края её глаз на уверенно улыбающемся лице.
* * *
Светофор на перекрёстке стал светить ярче – и у снежинок, падающих перед ним, отражающийся цвет стал намного отчётливее. Вечереет.
Видимо, автобус всё-таки не приедет. А если и приедет, к тому времени, как я приеду в деревню Инсон, будет уже так темно, что дорогу к дому будет найти трудно.
Пора садиться на автобус до Согвипхо и найти там ночлег. Если найду какую-нибудь аптеку, работающую по воскресеньям, можно будет купить тайленол. А если он не поможет, на следующий день пойду к терапевту – и, может, он выдаст мне рецепт[31] на единственное лекарство, которое мне помогает от мигрени.
– Но сначала надо позвонить, – неосознанно пробормотала я вслух, пуская изо рта пар через снежинки. Нет, лучше отправить сообщение, а то вдруг во время звонка ей будут прокалывать пальцы, так она может не ответить.
Боль во рту начинает разрастаться. Жвачка мне не поможет, но я всё равно достаю
