Восемь тетрадей жизни - Тонино Гуэрра
И здесь, наконец, кажется, дело идет на лад, потому что собака, хотя и не выпускает Мухаммеда из виду, с удовольствием играет с овцами и даже помогает пастуху собрать их в стадо к вечеру. Но однажды она слишком уж доверилась и решила отправиться вместе с отарой на дальнее пастбище на холме. Мухаммед воспользовался этим, чтобы покинуть пса и возвратиться в большой город к своей семье. На этот раз проблема была решена.
Прошло несколько дней. Не известно, с какого момента это началось, но все больше и больше в обычном поведении человека стали появляться какие-то новые жесты и движения, которых у него не было прежде. Теперь, например, всякий раз на улице он оборачивался. Почему? Кого хотел бы он увидеть за своей спиной? И дома, особенно во время еды, был внимателен к шумам за дверью. Иногда поднимался, чтобы открыть дверь, как будто кто-то стучал в нее или скребся. Кончилось тем, что он оставлял дверь открытой, и тогда ложка застывала в руке, и он молча следил, как вырастала проходящая по залитой солнцем дороге тень перед дверью его дома. В общем, все начали замечать, что он ждет, когда вернется собака. Мухаммед взбирался на самые высокие террасы города, чтобы с высоты лучше осматривать все улицы и площади: возвращался в те места, где прежде оставлял собаку в городе. Ходил на ту самую маленькую площадь на окраине, где они спали вместе. Снова садится на осла и отправляется в путь. Через два дня приезжает в селение, где были овцы. Говорит с пастухом, который объясняет ему, что собака убежала сразу же вслед за ним. Но куда? Пастух показывает в сторону, где в пустыне видны развалины. Мухаммед отправляется к ним. Здесь сидит одна старуха, которая сосет гранат и показывает ему, что пес убежал еще дальше. Мухаммед пускается в путь. Мы видим, как он теряется посреди раскаленной пустыни, где нет ни домов, ни деревьев, только песок и одиночество. Тем временем синяя собака, усталая и запыленная, нашла город и те самые запахи, которые привели ее к дому Мухаммеда. Она входит, и семья радостно принимает ее, потому что все понимают, что если возвратился пес, возможно, вернется и хозяин.
Тетрадь 4
ПОСЛЕ ПОТОПА — ДОЖДЬ
Крайне редко мне доводилось работать над сценарием с таким драгоценным и мощным помощником как писатель из Романьи (область в Италии, где родился Тонино). В своем деле Гуэрра настоящий Маэстро. Некоторые считают, что «Путешествие на Киферу» — это автобиографический фильм. Принимаю лишь наполовину это мнение: потому что Тонино Гуэрра так много внес своего, что теперь надобно думать, что наполовину это моя биография, а наполовину его.
Тео Ангелопулос
ЯНВАРЬ
С шумами, которые оставляют следы на снегу
3
СРЕДА
Скверная погода. Вот уже два дня, как мы обосновались в Пеннабилли. В доме все устроено. К сожалению, много скорпионов, коих мы и убиваем безжалостно. У нас Мичико, кот, оставленный в наследство антикваром из Рима, и Джанни, друг, ему за пятьдесят. Маэстро — цирюльник и блестящий историк, он не только составляет нам компанию, но и помогает преодолевать повседневные трудности.
Жизнь в горах мне удобна в эти годы. Слышишь, как дождь падает на листву, а не голоса прохожих под окнами. Жить надо там, где слова способны превращаться в листья, раскачиваться на ветру или воровать краски облаков. За плечами наших бесед должны стоять изменчивые настроения времен года, отголоски пейзажей, где они происходят. Неправда, что слова не подвластны влиянию шумов или тишины, которые видели их рождение. Мы и говорим иначе, когда идет дождь, или при солнце, бьющем на язык.
Я помню, по этой долине,
Вдоль вод быстротечных, прошли
Данте, Джотто и Паунд,
А я пока здесь,
Стою на камнях, у реки,
Что зовется Мареккья,
И голос мой ветер уносит.
5
ПЯТНИЦА
Болит горло, дня два или три не выхожу из дома. Последние клочки снежного ковра все еще держатся на покатом склоне горы, которая превращает оконные стекла в зеркало. Нет ни малейшего желания чем-либо заняться. Читаю житие святого, давшего обет молчания. Не имея возможности выйти на улицу, замечаю, что дом сделался непомерно большим. Пересаживаюсь с кресла на диван. Всякий раз переселение от камина в малую столовую — целое путешествие. С головой углубился в драму спокойствия. Считаю дни, торопя приход весны, когда стану смотреть, как цветут деревья и распускаются тюльпаны. За окном серое небо, стена туманного воздуха скрыла от глаз гору перед домом. Корки мандаринов и апельсиновая кожура резче выделяются на цементе у ворот от предчувствия спрятанного солнца. Прошлым утром появился в кабинете пожилой господин. Он, видимо, зашел с намерением развлечь меня и утешить. Двигался неторопливо, по-восточному, представился, назвав японское имя, которое я не запомнил. Потом начал говорить: «И я поступил точно так же, как и Вы, удалился ото всех. После бесконечной трагедии взрыва первой атомной бомбы над Японией, обитаю теперь недалеко от Киото, в долине, где у меня сад. Не знаю, могу ли назвать себя монахом, либо сторожем, или простым смотрителем деревьев, окружающих меня. Главное, я могу быть наедине с природой. Иногда беру кисточку и тушь, рисую слова, упражняюсь в искусстве каллиграфии. На рисовой бумаге, которую сам и изготовляю. Не придаю никакого значения смыслу выбираемых слов. Для меня важен плавный изгиб линий, обозначающий их, плененная этим рисунком пустота внутри знака. Выступающая емкость незаполненного пространства полна тайных посланий. Дарю эти листки тем, кто приходит в сад. Созерцательное спокойствие моего бытия всецело посвящено красоте, единственной, которая дает тебе
