Восемь тетрадей жизни - Тонино Гуэрра

возможность коснуться сердца вселенной. Но временами жизнь возвращает моим глазам великий атомный взрыв первой бомбы над Хиросимой, который я увидел из окон больницы, где работал тогда врачом. Первое, что потрясло мое сознание — удивительная красота растущего в нескольких километрах от нас гриба. Он вызывал ощущение сказочного вертикального заката. Спасся я чудом. И благодаря этому видению сделался навсегда рабом красоты».

На окраине, в доме последнем,

Где деревня кончалась пшеницей,

Обитала девчонка одна.

В ночи ясные ей не спалось.

Выходила с ведерком воды —

Отраженье луны в нем ловила.

И носила с собою луну.

Нетерпелось, чтоб все убедились,

Когда в небе сияла большая —

Ее маленький месяц светился,

Как плененный ведерком, на дне.

28

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Вечером похолодало, и мы сидим дома. Вчера моя жена перевела мне одну из глав удивительной русской книги, которая называется «1185 год». Написал ее Можейко. Он изучал все наиболее крупные события, происшедшие в политической жизни мира и в литературе того времени.

В Сибири существовало тогда огромное государство СиСя, жителей которого называли тангутами. Орды Чингисхана истребили этот народ и разрушили столицу Хара-Хото, что в переводе означает «Черный город». Миновали столетия. Об этом царстве никто более не вспоминал. В конце девятнадцатого века русский путешественник Потанин, собиратель монгольских легенд, продвигаясь по высохшему руслу реки Эдзингол, где покоились окаменевшие стволы тополей, нашел в великом множестве черепки деревянных ваз и неизвестные монеты. Он добрался до места, где русло терялось в солончаковых песках пустыни Гоби, и обнаружил остатки Черного города. Известие об его необыкновенном открытии побудило в 1907 году другого известного русского путешественника Козлова отправиться с новой экспедицией в эти места. До Потанина никому не удавалось добраться до разрушенного города. Монгольские племена ревностно оберегали тайну, не подпуская никого к морю развалин. Они верили, что в этих развалинах хранится сокровище народа, стертого с лица земли Чингисханом. Проходили века, и монголы потихоньку ослабляли свою охрану этих мест. Помогли этому и проводимые в конце девятнадцатого века археологические раскопки, потревожившие двух огромных змей. Великий монгольский мудрец вообразил, что это были души двух жен царя тангутов, убитых незадолго до прихода Чингисхана. И тогда, в начале века, русской экспедиции было позволено войти в таинственную столицу. Люди Козлова исследовали развалины, шли вдоль высохших оросительных каналов, где находили остатки окаменевших деревьев. Солнце вставало над черной границей обожженных камней и заходило там, где город растворялся в поросшей щетинистым бурьяном степи. Непонятным образом сохранились нетронутыми лишь несколько закрытых башен с куполами без окон и дверей. Это были субурганы, храмы тангутских богов. Из предосторожности монголы не дерзнули их разрушить. В одном из субурганов хранилось десять тысяч рукописей. Это необъятное количество слов заставило мир вспомнить о царстве Си-Ся, его истории и науке.

30

ВТОРНИК

Сегодня утром я долго рассматривал опубликованный на первой странице газеты цветной снимок театра «Фениче» в Венеции, сгоревший этой ночью. Впервые открыл для себя его чудный интерьер. В какой-то момент что-то, возможно желание пережить случившееся, подтолкнуло меня зажечь спичку и предать огню эту страницу газеты. Растрогался, увидев, как ложи и золоченые декорации превращаются в пепел. Ветер постепенно смел эту горстку пыли с центра стола, который держим на террасе.

31

СРЕДА

Портрет мамы

Выпал снег. Долина сделалась кружевной, и птицы, маленькие темные пятна, прыгают с ветки на ветку, стараясь утолить голод хурмой и мушмулой, оставленной мною на деревьях. У нас постоянные вести из Москвы. Во многих районах города батареи чуть теплые, и старики, сидящие по домам, кутаются в пледы, платки и одеяла. И Эльвира, мама Лоры, тоже мерзнет. К сожалению, живет одна, и ей уже восемьдесят лет. Те, кто навещал ее в эти дни, видел маму сидящей в кресле посреди столовой в своей квартире, одетой в тяжелое черное пальто и с укутанной расшитой шалью головой. В ногах — горячая грелка. Она часами не отрывала взгляда от пола, скованная холодом. Наш друг режиссер зашел к ней и дал совет — вытащить из шкафов и чемоданов всю самую красивую одежду и платья, разложить это по комнате на столе и стульях, мама вняла совету, и память унесла ее в прошлое. Она всегда хранила лучшие платья, и ей стало теплее в окружении старых нарядов. Крепдешиновое платье в цветах, которое сшила для нее знаменитая портниха Ефимова, впервые было надето на курорте в Сочи, у Черного моря. В тот день на сочинскую Ривьеру прибыл Сталин в сопровождении генералов и высших военных чинов. Парк санатория «Кавказская Ривьера» был срочно оцеплен, чему предшествовала таинственная суматоха и всеобщее возбуждение, должное столь неожиданному событию. В это утро Эльвиру, решившую подойти к вождю, легко пропустили охранники, правда сумочку пришлось оставить мужу. Она направилась к беседке-бельведеру, которая возвышалась над пляжем из отшлифованных морем круглых камней. Сталин, заметив, что к нему подходит красивая молодая женщина, поднялся для приветствия, и Эльвира, с удивлением для себя, увидела, что он мал ростом, и лицо его изрыто оспой. Он так крепко пожал ей руку, что она вскрикнула от боли, причиненной стиснутыми пальцами с надетым бриллиантовым кольцом. Генералы, окружившие ее, рассматривали снятый перстень, а диктатор поцеловал ей руку и жестом указал на свободное кресло. Тем временем подносили и раздавали детям конфеты и фрукты. Один из генералов галантно предложил свою порцию мороженого прекрасной женщине. На следующее утро охрана безуспешно искала по пляжу Эльвиру для памятного группового снимка. И еще долгое время спустя присмиревшие поклонники Эльвиры шутили по поводу мемориальной доски, которую заслуживает ее рука. Теперь, в холодной комнате, закутанная, замерзшая, она смотрит на зеленое платье с погонами и застежками в виде золотых кинжальчиков. Его создала другая знаменитость — Данилина, шившая удивительные шубы по заказу актрис и московских модниц. Эльвира видит себя в нем, сидящей в «мерседесе» Геббельса, вывезенном как трофей из Германии маршалом Осликовским. Она — на заднем сиденьи вместе с маленькой дочкой Лорой. Быстрый проезд по улицам Москвы. Для них в карманах чехлов машины приготовлены любимые конфеты — «Клюква в сахарной пудре». На улицах послевоенной Москвы машин почти не видно. В то утро она надела в первый раз туфельки с бантом из мягкой кожи, сделанные Гольдиным, глухим евреем-сапожником, мастерская которого была в Столешниковом переулке. А сейчас на ногах хоть и удобные на меху, но «стариковские» шлепанцы. Она поспешно перенесла взгляд своих все еще прекрасных голубых глаз на следующее