Антракт - Ольга Емельянова
Молва донесла весть, что у Ивана родилась и вскоре умерла дочь. А потом случилась и еще одна трагедия: Иван вместе с другом и женой попали в шторм в открытом море в декабре. Жена и друг погибли, а его, полуживого, спасли. Говорят, что есть люди, в которых заложен элемент самоуничтожения. Здесь ситуация была посложней: на уничтожение обрекались и люди, пересекавшиеся с ним по судьбе. Среди тех, погибших, могла быть я: ведь я готова была все бросить и поехать за ним на край света: только позови!
Проходили годы, а для меня ничего не менялось: я ждала. Все реже встречающиеся поклонники задавали один и тот же вопрос, видя мой отчужденный взгляд: кто же тебя так сильно обидел? Наверно, расскажи я кому-нибудь свою историю, освободилась бы от части печали…Но не могла я этого сделать в силу того, что не понимала, как правильно расставить акценты, чтобы не выглядеть уж совсем дурочкой в этой пошлости.
Я мучительно искала ответа, почему все так получилось. А мой любимый Андерсен, с героинями которого я себя ассоциировала, успокаивал меня, что все будет хорошо, и я верила ему! Мне казалось, что достаточно я в своей жизни походила по крапиве, превращая ее в нити для вязания кольчуги любимому. И все думала: придет час, когда неожиданно спустится с небес мой возлюбленный и унесет меня с собой, пусть даже в суровые камчатские края. А потом поняла, что больше я похожа на Русалочку из сказки того же Андерсена, и больно мне ходить по земле, а мой принц уплыл на своем корабле, часто меняя по дороге возлюбленных, и забыл про меня, и что-то надо с этим делать!
Нужно было искать противоядие от этой тоски, потому что она полностью поглотила меня.
О пользе евроремонта
Побывав в Лондоне в нескольких красивых домах и возвратившись оттуда, я поняла, что вполне в силах приблизить себя к выздоровлению. Я решила сама сделать в квартире евроремонт, который тогда только входил в моду. Своим решением я убивала нескольких зайцев: убирала следы от гвоздей, забитых моим возлюбленным, и наводивших на грустные думы, меняла интерьер всей квартиры, и, самое главное – снимала со стены ковер – оплот нашего несостоявшегося семейного очага. Как я мечтала потоптать его своими ногами! Глуповатое, наверно, желание… Но я была уверена, что это поможет мне!
Ремонт я сделала. И ковер теперь уже лежал на полу. И можно было топтаться по нему, стирая следы того самого призрачного неудавшегося счастья. Друзья и знакомые удивлялись моей фантазии, некоторые не понимали минимализма форм и белого цвета стен и потолка. Но немногие знали причину, которая побудила меня к этим метаморфозам.
Эти преобразования подействовали на меня как плацебо на больного: началось медленное выздоровление. Мое состояние было похоже на тот белый цвет, который окружал меня: вроде бы пустота, но она же в любой момент может превратиться в радугу…
Но белый свет так и остался белым цветом. Была какая-то бабушка, которая пристально посмотрев на меня, сказала, что выпадет мне в жизни большая, но недолгая любовь. Что прелюдия к этой любви будет длиться больше двадцать лет, а закончится она, практически не начавшись, за три месяца, скорее всего, она не знала. Но если бы и знала, разве можно говорить о таких жестоких вещах…Ведь до этой любви можно было и не дожить.
Совсем излечилась, как мне казалось, я после того, как в последний приезд домой уничтожила все наши письма. Их оказалось много. На прощанье я перечитывала каждое, стараясь восстановить хронологию и запомнить или стереть из памяти события или, скорее, ощущения той жизни. А прочитав, рвала… И чем меньше оставалось писем, тем более опустошалась моя душа: едва живой воробушек улетел.
История с письмами нашла стихотворное воплощение: автор их – моя любимая девочка Тамилочка.
В бантик завязаны,
Сложены в стопку.
Сжечь? Не по-новому!
Снять обстановку.
Стопками сложены,
В бантики связаны.
Письма ненужные
Снова запрятаны.
Врать не умеючи…
Глупые листики!
Стёрты из памяти
Прежние мистики.
Сны о запутанном,
Мысли о прожитом.
Что-то придумано,
В десять умножено.
Счастье не множится,
Письма исписаны.
В листики старые
Мысли нанизаны.
Вновь распрощаемся,
Письма ненужные,
Чуждые странницы,
Девочки южные.
По ком звонит колокол
Тот августовский воскресный день был очень жарким. Я возвратилась домой, в комнате был включен телевизор, и по всем каналам рассказывали, как героически борются в высоких кабинетах за жизнь моряков, оказавшихся в затонувшем «Курске». Пресс-секретарь что-то мурлыкал о том, как моряки лихо отстукивают морзянку, и как им стучат в ответ, мол, потерпите, братишки, мы с вами, и много-много всякой чуши.
Я вспомнила махину подводной лодки, объять которую взглядом невозможно, и некоторые экстремальные эпизоды жизни экипажа, находящегося в автономном походе, о которых рассказывал Иван. И хотелось мне прокричать этим дядям с экрана, что все, что они несут в эфир, это для совсем наивных дурачков, а таких после всех катастроф и катаклизмов осталось мало. И все, в первую очередь, они, понимают, что экипаж обречен и страшно подумать, какие муки они сейчас испытывают.
Так и сидела я, пылая гневом сама с собой во внутреннем монологе. А в это время на меня дул кондиционер, охлаждая меня снаружи, ибо изнутри меня охладить было невозможно. И к вечеру я слегла с температурой под 40 градусов. Потом мое лицо стало заплывать и стало практически неузнаваемым. Несколько дней я не понимала, что со мной происходит, но двигаться, а тем более, вставать, не могла.
Через некоторое время лицо и голова стали покрываться волдырями. Пришедший доктор сказал, что меня можно сейчас фотографировать как наглядное пособие для медицинских учебников: уж очень добротный герпес расцвел на моем лице!
Больше месяца я зализывала раны на своей многострадальной физиономии. Но зато сколько удовольствия я принесла врачам: как только я приходила на прием, сбегались все с соседних кабинетов полюбоваться на «классику жанра».
А когда болячки стали заживать, на их месте образовывались рубцы и звезды. Самая большая и красивая звезда взошла на левой стороне лба. И теперь она красуется на том же месте. Наверно, можно сделать шлифовку лица, и дефекты не будут так заметны.
Офицеры носят звезды на погонах. Мою звезду во лбу можно, конечно, считать ударом судьбы. А, может, эта та самая звезда, которую мне та же судьба выдала за необъяснимо долгую любовь к морскому офицеру. А, может быть, это перст указующий: встань и иди!
После выздоровления произошло много событий, изменивших сложившийся уклад моей жизни. Но это совсем другая история….
Прошло достаточно лет: вся молодость и зрелость, чтобы горечь о несостоявшемся женском счастье ушла или, скорее, приняла другую форму. Сейчас бы, я, наверно, могла спокойно говорить с Иваном. Кстати, эта возможность мне
