Долгая дорога до Грейсленда - Кристен Мей Чейз
Поэтому, когда он попросил мой номер телефона, я подумала: «Почему бы и нет» – и не возражала, когда Джефф позвал меня на свидание.
Он выбрал малюсенькую итальянскую забегаловку, при виде которой я стала переживать за свой желудок. В ответ на мои опасения он заверил, что там готовят лучшую в Бостоне пасту. И это была чистая правда. Сначала удивили поцелуи во все щеки и объятия, которыми нас встретили при входе в ресторан, а потом – изобилие и великолепие блюд. Завершил нашу трапезу вкуснейший сорбет, приготовленный специально для меня. Внимание окружающих приятно удивило. Парень, с которым я встречалась до этого, «баловал» только походами в спортбар, где мы проводили время в компании его друзей под истошно орущий телевизор.
Новый знакомый окончательно покорил мое сердце, когда, подойдя к машине и обнаружив внушительную вмятину на крыле, просто сказал: «Чертовы бостонские водители!» – и пожал плечами. Ни криков, ни чертыханий сквозь зубы. Я почувствовала себя расслабленно и комфортно. Недостатки внешности и телосложения он компенсировал заботливым отношением и спокойным характером. Поначалу мне это нравилось.
Со временем забота стала утомлять, а неизменно приподнятое настроение заставляло чувствовать себя ущербной: «Что со мной не так? Почему я так не могу?» Например, выслушав мой рассказ о провале делового обеда в честь запуска нового проекта, он заводил бодягу: «Не стоит переживать, бывает и хуже». Вскоре в ход пошли «голодающие дети», которыми он меня упрекнул, как в свое время мать, когда заставляла глотать несъедобное нечто, которое она называла ужином. Все, что требовалось от мужа, – это выслушать мои стенания по поводу недожаренной курицы и длинного волоса в салате моего босса и пожалеть, а не исполнять бравурный марш.
Последние несколько лет мы перестали быть не только любовниками, но и друзьями; скорее соседями, вежливо кивающими друг другу, когда наши жизни случайно пересекались. После работы каждый спешил заняться тем, что ему нравилось: мой муж удалялся в спортзал, а я – в спальню, чтобы насладиться просмотром какого-нибудь телешоу или бесконечных сериалов, прерываясь только на то, чтобы перекусить и покормить кота. Если возникала потребность в чем-то романтическом, то лучше было самой все организовать, иначе можно было провести вечер за метанием топориков. (Муж и такое предлагал!) А мои идеи были предельно банальны – совместный ужин с выпивкой. Правда, вскоре Джефф перешел к усиленным тренировкам и начал оценивать калорийность каждого кусочка еды. Да, чуть не забыла: такие романтические вечера обычно заканчивались на диване – за просмотром концептуального инди-фильма[3], рекомендованного каким-нибудь миллениалом, работающим в ресторане мужа. При этом Джефф бестрепетно и ритмично поглаживал мою ногу – как будто выполнял заученную программу. Мы спали в одной кровати, но были далеки, будто нас разделяли километры. Соприкосновение рук или ног воспринималось не как прелюдия к интимным ласкам, а как посягательство на чужое пространство.
Я начала писать мужу ответное сообщение, но потом передумала и, отправив подходящий смайлик, выключила телефон. Решила хотя бы немного поработать, но вместо этого продолжила сидеть, разглядывая мамино лицо на фотографии.
Глава 2
– Грейс? Грейс. Если ты меня слышишь, возьми трубку… – В наступившей затем тишине шум от проезжавших мимо машин и урчание моего двигателя звучали особенно громко. Пока я раздумывала над тем, что мама так и не смогла понять разницу между голосовой почтой и автоответчиком, вновь раздался ее голос:
– Ну хорошо. Хотела с тобой кое-что обсудить, но у тебя, как всегда, дела…
Я сразу почувствовала себя последней дрянью. В последнее время, чтобы ее не обижать, я все время ссылалась на свою занятость.
– Перезвони мне, как только сможешь. Дело важное. – Она снова сделала паузу и уже другим, немного обиженным тоном добавила: – Это мама.
В последнем слове она сделала упор на букве «м», как всегда, когда хотела упрекнуть за редкие звонки. Сама она, правда, никогда в этом не признавалась и называла меня мнительной. А еще удивлялась, почему я придерживаюсь строгого графика звонков – один раз в месяц. Оставшиеся двадцать девять дней я собиралась с силами.
Я пыталась убедить ее в удобстве обмена текстовыми сообщениями, но она наотрез отказалась обновить свой допотопный раскладной телефон, на котором набор текста – задача посложнее, чем решение квадратного уравнения.
– Вот приедешь ко мне в гости, и мы с тобой сходим и купим мне новый телефон, на котором я смогу писать тебе послания. У всех моих друзей есть такие маленькие улыбающиеся мордочки, и я хочу такие.
– Смайлики, мама. Они называются смайлики.
Тот факт, что у «мордочек» есть название, ее страшно поразил. Потом каждый раз, произнося это слово, она страшно гордилась собой.
Подъехав к светофору, я решила набрать матери. Она редко звонила не по расписанию, и, наверное, стоит узнать, в чем дело, – все равно ближайшие двадцать минут мне предстояло провести в пробке.
– Алло?! – Голос в трубке аж звенел от волнения, будто она не ожидала услышать меня вне графика.
– Мам, это Грейс. Получила твою голосовую почту. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что в тот момент тебя никто не слышит?
– Грейс, тебе прекрасно известно, что я в этом ничего не понимаю, – произнесла она с узнаваемым акцентом, от которого меня передергивает. После многих лет, прожитых на севере, его звучание пробирало, как разряд статического электричества. Сколько сил и времени я потратила в свои студенческие годы, чтобы избавиться от южного говора, и добилась своего только благодаря преподавателю вокала, с которым мы занимались по бартеру – за консультации по налогам.
Когда мама приехала в Бостон на мой выпускной, стоило ей заговорить, как люди начинали с интересом следить за нашим разговором, словно наблюдали за игрой в теннис: с нее на меня и снова на нее. Не часто услышишь китаянку, говорящую с южным акцентом, да еще и выглядящую так, будто только что сошла со сцены «Гранд Оул Опри»[4].
– Ладно, проехали. Как у тебя дела? Ничего не случилось?
– Все великолепно, дорогая, но грядет мой день рождения, и в этом году я задумала нечто фантастическое – чтобы надолго запомнилось.
Не сомневаясь в том, что за этим последует, я решила нанести упреждающий удар.
– Мама, я помню, что обещала приехать, но в этом году бизнес наших клиентов существенно вырос, и я могу не успеть… – Я замялась, обнаружив тем самым полную несостоятельность отмазки. До середины октября времени оставалось предостаточно.
– Помолчи секунду. Речь вообще не об этом. Мне исполняется СЕМЬ-ДЕ-СЯТ. И я хочу чего-то грандиозного, Грейс.
Я растерялась: что может быть важнее моего приезда? Нет, я вовсе не считаю себя какой-то особенной, просто мама годами ничего такого не предпринимала. Самолеты она на дух не переносила, а катаракта, затянувшая левый глаз, серьезно ограничивала ее активность в пасмурную погоду и темное время суток.
– Я решила отправиться в путешествие… в Грейс ленд! Ю-ху![5] – После этого победного возгласа наступила тишина, как будто мама читала по сценарию и теперь настал мой черед произносить текст. Как же я пожалела о том, что поспешила с ответным звонком! Насколько легче было бы вести этот разговор за бокальчиком вина, устроившись на диване.
– Одной поездки в Грейсленд тебе недостаточно?
Помнится, несколько лет назад мама уже предприняла поездку на автобусе с друзьями из комплекса для престарелых. Я была поражена, что она отважилась на такое путешествие, но, учитывая мамин страх перед всем, что летает – будь то птица или самолет, – автобус оставался единственным средством передвижения. Даже машина отпадала: мама с трудом могла преодолеть расстояние до продуктового магазина в пасмурный день, не говоря уже о тысяче миль до Мемфиса.
– Разве я не рассказывала, что мы так никуда и не ездили? Незадолго до этого умерла Салли Роджерс, и… я решила, что это плохой знак.
– Да, да, ты говорила про плохой джу-джу[6].
Слава богу, я вспомнила, а то уже испугалась, что начался склероз!
Мама мне все уши прожужжала с той поездкой, и для меня она как будто состоялась. Да что греха таить, разговаривая с матерью по телефону, я частенько думала о своем, воспринимая ее болтовню как фоновый шум. Может, были и другие вещи, которых она не делала?
