Пирамида предков - Ильза Тильш
Глава 1
Мы не знаем, откуда и когда пришли они в эту землю, что взяли с собой из утвари, инструментов и одежды — может быть, семена или домашних животных. Наверное, они уложили все, что у них было, в фургоны, в простые деревенские фургоны с деревянными колесами, подбитыми железными ободами; возможно, эти фургоны тянули лошади, а фургоны были покрыты холстиной, натянутой на металлические дуги, которые образовывали крышу — примитивную защиту от дождя да от ночных заморозков; может быть, под этой крышей на охапке соломы лежали их дети, чуть впереди, на вбитой поперек доске, сидели женщины, они держали в руках поводья, а рядом с повозками шли мужчины, чтобы немного разгрузить упряжных лошадей.
Когда их заманили сюда, когда уговорили покинуть край, где они жили, а все имущество, все, что было движимым и что можно было взять с собой, — загрузить, крепко привязать к телеге; когда их убедили отправиться в далекую, чужую страну Богемию, которой они не знали и на языке которой не говорили, — что же им пообещали взамен? Богатый крестьянский край, плодородную землю, хороший спрос на товары ремесленников, беззаботное будущее для их детей? Может быть, к ним подослали гонцов, которые умели убеждать, уговаривать колеблющихся и вселять мужество в нерешительных, — ловцы человеков, что ходили из дома в дом и произносили речи на рыночных площадях. И кто отправился в путь? Были ли это одиночки из разных городов и деревень, которые затем соединялись в колонны беженцев, а может, они уходили целыми семьями, с родственниками и друзьями, снимались с места целыми деревнями, большими толпами? Этого мы не знаем.
* * *
Может быть, они были родом из Саксонии, там и сегодня живут семьи, носящие их фамилии. Наверное, они долго брели по ухабистым дорогам и размытым дождями проселкам, в которых увязали колеса, лошади ломали ноги, повозки переворачивались и только благодаря невероятным усилиям вновь вставали на колеса. Шли через леса, где их подкарауливал жадный до наживы сброд, где вершили свои черные дела разбойники, нападая на проезжающих и отбирая у них последние пожитки. Скорее всего, они пришли в числе последних, когда плодородный крестьянский край был уже расхватан, когда в открытых, прямо-таки созданных для торговли долинах заняли место другие, более отважные-преотважные и решительные. На их долю остался лишь маленький клочок земли высоко в горах, скалистые холмы, луга и девственные леса, обрамленные неприступными утесами, — скудная почва, на которой поначалу росла лишь чахлая кукуруза да горный овес, а потом и картошка, но тоже не Бог весть как. В лесах зрела земляника и брусника, вишни поспевали только к августу, но все равно были мелкими, горький сок рябины вязнул на зубах, от терпких рябиновых ягод першило в горле. А те, кто родился позже, говорили: только лен цветет роскошно на скалистых склонах, на ветру колышась синими волнами. Были ли они разочарованы, может быть, хотели вернуться? Они пришли сюда сами, сами на это решились, по собственной воле. Они могли отправиться назад и вернуться туда, откуда пришли. Но разве возвращается туда, где все, чем ты владел и что нельзя было взять с собой, уже продано, раздарено и передано другим, разве возвращаются туда, где ты распрощался со всеми навеки, к тем, кто отговаривал тебя, даже предсказывал, что ты разочаруешься, к тем, кто будет издевательски ухмыляться и смеяться над тобой? Разве решаются дважды на тяжкий, полный опасностей путь, который ты уже одолел?
Они остались, заняли ту землю, на которую никто не позарился, принялись вырубать леса, освобождать ржавую почву от камней и возделывать ее. Дома, что они построили, сравнивали с землей гуситы, шведы, королевские отряды, которые убивали, чинили разбои, грабили и топтали все на своем пути. Снова и снова приходилось им бежать в леса, возвращаться, начинать заново строительство хижин и домов, приводить в порядок вытоптанные и опустошенные поля.
Но они не падали духом, оставались на той же земле, переживали голодные годы и стихийные бедствия, неурожаи и повальные болезни; они плодили детей без счета, и из тех, кто выживал, часть заводила хозяйство рядом с родителями, а часть уходила в близлежащие города и деревушки. Некоторые из них позже потянулись еще дальше, за границы Богемии, добираясь даже до Америки, но большинство из них все же оставались, оседали где-нибудь в окрестностях, они были крестьянами, садоводами или занимались ремеслом.
Старший учитель из Вильденшверта, что в округе Ландскрона, исследуя историю родного края, натолкнулся в приходских книгах на имя первого официально записанного переселенца. Судя по этим данным, Адам родился в 1580 году. Рядом с датой смерти обозначено название его профессии — rusticus.[1]
Один из сыновей Адама родил Георга, которого мы для ясности назовем Георгом Первым, Георг Первый родил Георга Второго, Георг Второй родил Паулюса, Паулюс родил Готлиба, Готлиб родил Иоганна Венцеля Первого, Иоганн Венцель Первый родил Иоганна Венцеля Второго, Иоганн Венцель Второй с Анной Йозефой, урожденной Бюн, родил десять детей.
У нас есть фотография дома, который они построили, в котором они жили, в котором они рожали детей и умирали. Это хорошо сохранившийся деревенский дом, выше цоколя он побелен, а верхний этаж из дерева. Два окна со стороны входной двери, ведущей в маленькую, облицованную кирпичом прихожую, три окна с торца смотрят в скромный палисадник, и, наверное, много окон с противоположной стороны, которая примыкает к сараю с широкими воротами и на фотографии не видна. Можно представить за прихожей комнаты, переходящие одна в другую, и в самом конце коровник. Крыша из двух ярусов: нижняя часть, которую подпирают деревянные балки, более пологая и нависает
