Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
– В ночь на пятнадцатое февраля. Не так уж и давно. Я понимаю, что тебе сейчас не верится, – прочел директор ее мысли, – что это звучит для тебя словно написанный кем-то сценарий триллера с тобой в заглавной роли. Но тем лучше. Попытайся представить себе эту картину, взглянуть на себя со стороны. Вот такой ты была в момент передозировки, – вновь указал он ей на первую ксерокопию, – и примерно такой же – в том жутком притоне.
– В притоне, – эхом повторила Галь, боясь пошевелиться в кресле.
– Да, в притоне, глубокой ночью, среди скотов и лесбиянок! Они мочились на тебя, заставляли слизывать с них сперму, перебрасывали один другому, били наотмашь, и получали от этого садистское удовольствие. Они прекрасно пользовались тем, что ты брала у них наркотики, и что в тот раз приняла их слишком много… и поэтому спокойно раздвигала перед ними свои ноги. Представляешь ли ты это, Галь?
– А теперь мы имеем тебе сообщить, что те же самые насильники собирались тебя продать в сексуальное рабство, – продолжила Рики. – Они и заманили тебя в школу на карнавальную вечеринку только лишь для того, чтобы сбыть с рук в пустом скверу, пока все другие твои товарищи танцевали в спортзале, своему знакомому сутенеру, давно известному органам. К счастью, сделка не состоялась, поэтому они сорвались на тебе так сильно. Представляешь ли ты, что те же самые физические истязания тебе пришлось бы проходить теперь постоянно, с самыми разными мужчинами, за бесценок? И что ты больше никогда не вернулась бы домой и не увидела своих близких. Представляешь?
Галь Лахав поднялась. Из глаз ее струились слезы, колени подкашивались, все тело трясло, как в лихорадке. "Это вранье!" – хотела кинуть она в лицо притихшему собранию, – "это бессовестные наговоры!", но что-то препятствовало ей вырвать эти слова из своего горла. Ей не хватало воздуха, она задыхалась и захлебывалась в глухих рыданиях. Ее неверящие руки машинально ощупывали тело, словно ища на нем следы той ужасной расправы, скользили по шее, дотрагивались до груди, спускались до бедер и ягодиц, стесняясь прикоснуться к промежности, и так по новому кругу, в бесчетный раз. Бедняжка стояла, беззвучно плача перед работниками лечебницы, которым самим было не по себе, видя и не видя их, прося и не прося у них ответа, и простояла бы так очень долго, если бы Ноам решительно не подошел к ней, запрокинул ей голову за густые сальные пряди, и не влил ей в рот некую жидкость, которая прожгла девушку изнутри. Она вновь опустилась в кресло, обхватив себя за плечи и всем телом поддавшись вперед.
– Ты плачешь, Галь, – помягче сказал директор, – стало быть, ты все это помнишь каким-то краем твоего сознания, и все понимаешь. Тебе сейчас, наверное, противно самой себя. Еще бы! Это ведь не шутки! Мы отпустим тебя, без проблем, завтра утром. Но знай: ты к этому вернешься, – постучал он по столу. – Ты еще совершенно не готова сама противостоять соблазну наркотиков. Ты снова будешь так валяться, я тебе это гарантирую. А жаль! Ведь ты была другой, совсем другой.
С этими словами он достал из ящика стола еще одну цветную ксерокопию и протянул ее Галь.
Та подняла глаза на то, что бессильно зажала в своих словно закоченевших пальцах, и обомлела: это была ее знаменитая пляжная фотография! Та, которую она, в остервенении, разбила вместе с рамкой и выбросила в окно!
– Как к вам попала эта фотография?.. – прохрипела она, чувствуя, что вот-вот упадет замертво.
– Тот, кто оказался рядом с тобой в ту ужасную ночь, кто помог тебе добраться домой, и кого ты унизила и прогнала, как пса, выдал ее полиции вместе со всею бандой, – заявила Шарон. – Бедный юноша, как он тебя любил!
Галь ничего не ответила. Она прижала ксерокопию к лицу и долго не отрывала. Пока она так сидела, беззвучно горюя о своем загубленном счастливом прошлом, Рики и Шарон позволили себе смахнуть невольную слезу, а директор и Ноам – испустить несколько тихих вздохов. Но, когда Галь, наконец, приподняла голову, их взгляды снова приобрели то твердое выражение, которое так помогло им справиться с непокорной.
Впрочем, от ее непокорности, вроде, не осталось и следа. Глаза Галь выражали всевозможные мучительные чувства, но уже не бесчувственность. Инстинкт жизни снова, впервые за долгое время, робко постучался в ее сердце.
– Меня тоже будут судить? – еле выдавила она.
– Нет, – успокоила ее Рики, – но тебе, разумеется, придется дать показания, когда ты отсюда выйдешь.
"То есть, уже завтра", – промелькнуло в голове Галь. Ведь ее отпускали! И что же она скажет следствию? На данный момент, ей было абсолютно нечего сказать, кроме того, что она сама только что узнала о себе, и сама с трудом в это верила. Но ксерокопия пляжного снимка, потевшая в ее ладони, и ксерокопия ее окровавленного тела не давали усомниться.
– Где я сегодня буду спать? – спросила она.
– Там, где тебе удобней, – отозвалась Рики. – У себя, или там, где ты провела последнюю ночь.
Галь попробовала уйти, но, не успев двинуться с места, зашаталась.
– Помогите мне, – попросила она.
Рики тотчас оказалась рядом, обхватила ее за плечи, отвела в ее комнату, подала глазами знаки помрачневшей соседке девушки, не ожидавшей ее столь скорого возвращения, уложила в кровать, накрыла одеялом, и повелела не трогать ее до утра. Галь свернулась клубочком, обхватив себя руками, как спеленатый младенец, и еще некоторое время тряслась в нервном припадке, испуская тихие стоны, пока, наконец, не забылась глубоким сном. Это был первый раз со дня ее появления в лечебнице, когда она смогла заснуть самостоятельно, и ей приснился сон, в котором она оказывается в преображенном «Подвале», где побеждает то ужасное чудовище.
* * *Никуда она, конечно, не уехала. Ее ведь и не собирались отпускать! Единственной целью руководства пансионата было применить к непокорной шоковую терапию в надежде на то, что результат этого смелого приема оправдает себя. И, к счастью, он сразу себя оправдал. Это было видно еще на встрече, когда Галь в первый раз – сама! – попросила о помощи. Пока она спала, как убитая, довольный директор составлял благодарственное письмо отделению полиции, что согласилось, в порядке исключения, предоставить им все необходимые материалы по делу его пациентки. В какой-то мере он был горд тем, что в его учреждение попала такая девушка, как Галь, ибо благодаря ей ему довелось испытать самого себя как психотерапевта. Теперь, он ожидал от нее стремительного подъема.
Однако, долгожданный подъем этот был не таким уж стремительным. У девушки продолжались перепады настроения, слезы и депрессии. Кроме того, в
