Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
– А домой тебе, пока что, рано, – с улыбкой заключила Рики. – Знаешь, почему ты здесь?
– Догадываюсь, – недовольно буркнула девушка. – Меня считают сумасшедшей.
– Ни в коем случае! – заговорила Шарон, отложив ручку. – Нет, конечно! Просто, насколько мы знаем, ты пережила большую травму, употребляла наркотики, и теперь должна пройти курс лечения, который тебе поможет навсегда избавиться от них… Я вижу, ты удивлена, – произнесла она, подчеркивая каждое слово, обратив внимание на недоверчивую мину Галь. – Ты не ослышалась: навсегда! Я не лукавлю! Ты сама не заметишь, как это произойдет. Ты познакомишься у нас, особенно на моих занятиях, со многими людьми, в прошлом такими же, как ты, которые поделятся с тобою своим опытом и будут тебя поддерживать. Здесь все поддерживают друг друга. Это правило. Мы тут все – как одна семья. Поэтому мы очень постарались, чтобы вы ощущали себя как дома: оборудовали чудесную территорию, уютное жилье, живой уголок. У нас отменная кухня. Лично я не знаю других лечебниц, где все было бы на столь высоком уровне, во всех смыслах.
Галь сердито молчала. Ей было глубоко плевать на убеждения Шарон. Ее вопиющее равнодушие не ускользнуло ни от одного члена собрания, и прежде всего от самой говорившей.
– Может, у тебя есть какие-то пожелания, вопросы? – обратилась та к ней напоследок, но натолкнулась на то же злобное молчание. Выдержав короткую паузу, она и это пометила в своих записях.
– Что ж, Галь, – опять заговорил директор, – надеюсь, теперь тебе вещи стали понятней. Одно только добавлю: поскольку график занятий слишком напряженный, нужно строго соблюдать режим. Вчера тебе выдали распорядок дня, но я достану его для тебя снова, – прибавил он, порывшись в папке и протянув его поникшей девушке. – И еще. Вы все – не только постояльцы, но и наши верные помощники. Как сказала Шарон, мы здесь как одна семья. А в семье, как сама знаешь, работы хватает. Поэтому иногда тебя попросят помыть посуду, поухаживать за зверюшками, или вымести мусор с грядки. Ведь ты не откажешь в такой любезности?
Галь мрачно отвернулсь в сторону и не издала ни звука, но директор и не ожидал ее ответа.
– А сейчас я, целиком и полностью, препоручаю тебя Рики, – широко улыбнулся он. – Отныне она – твоя правая рука, твой лучший друг, твой личный адрес. Сейчас вы погуляете по нашим обширным угодьям, познакомитесь поближе. Какой сегодня чудный день! – сказал он, вдруг выглянув в окно. – Погода теплая, небо чистое, солнце яркое!.. Ну, удачи!
Территория пансионата действительно была прекрасной. Это был участок леса, застроенный наподобие дачного. Тенистые вымощенные дорожки петляли между домиков. По обе стороны дорожек был подстриженный газон. Кое-где стояли скамейки. Везде было очень много тени, но эта тень была не давящей, а светлой. Могучие сосны, сразу напомнившие Галь о пресловутом школьном сквере, отбрасывали ее, как солнечные часы.
Рики говорила, что каждый находящийся здесь, рано или поздно обращал на это внимание, как и на непреложный порядок во всем: в лужайках между аллейками, в выныривающей из-за зеленых дебрей спортивной площадке, в расположенных в самой глубине участка цветнике и живом уголке, в котором обитало несколько кролей, павлинов, черепах и ежей. Ежи появились в нем совсем недавно, рассказывала она. Хлопот они доставляли меньше всего, но вызывали столько интереса! Маленькие, кажущиеся почти ручными, они, тем не менее, являлись на редкость сильными животными, пожалуй, одними из сильнейших в природе. Представить только, что один еж может сдвинуть предмет мебели средней тяжести! А то, как он молниеносно сворачивается в клубок при малейшей опасности! Голыми руками такого не возьмешь! Людям есть чему у него поучиться.
Несколько человек, по всей видимости, пациенты, чистящие павлиньи клетки, утвердительно закивали Рики. Двое или трое из них сразу узнали новенькую, безучастно шагавшую рядом с ней, но та, по-прежнему, не обращала на них внимания. "Что за бред эти уроки зоологии?" – нетерпеливо думала она. – "Что, я никогда не бывала в зоопарке?"
Тем не менее, вернувшись в свою комнату, Галь разложила, наконец, свой чертовый чемодан и пробежала глазами режим дня. Подъем в семь, зарядка, медосмотр, завтрак, уборки, групповые консультации, обед, опять уборки, личные консультации, кружки, вновь медосмотр, ужин, в третий раз уборки, свободное время, отбой. В одиннадцать вечера! Так рано! Как все было строго регламентированно и однообразно! И как много физического труда! Даже дома она никогда столько не напрягалась. Не может быть, чтобы в таком богатом, солидном пансионате не хватало уборщиков, чтобы лечащиеся тут вычищали за собой свое дерьмо! А отсутствие часов посещений? Неужели она оказалась здесь пленницей?
Сам факт подчиненности установленным ей жестким рамкам, контролю, и, самое главное – самоконтролю, никак не уживался с не терпящим ограничений характером Галь. Она начинала ненавидеть это место, и пуще прежнего злилась на тех, кто определили ее сюда. К чему ей была эта мягкая, «домашная» тюрьма?
Она решила думать только о себе, нисколько не соотноситься с навязанным ей порядком, и уж подавно – коллективизмом. Лечиться – так лечиться, корпеть тут непонятно сколько – так корпеть, но прочь всю эту глупую откровенность и человеколюбие, которых здесь не просто ожидали от пациентов, но и открыто требовали. Оба этих качества уже не раз подводили ее, и нечего было клевать на приманку только лишь потому, что ее предлагали в столь дипломатичной форме. Кто знает, кто такие на самом деле ее новые сожители, с которыми она, по мнению здешнего руководства, должна держаться на равных? А слишком приторная Рики, а нарочито зазывающая Шарон? Может быть, они это просто так убеждали ее в своем понимании и поддержке, а за глаза сложили о ней совершенно иное мнение? Галь совершенно не хотелось опять попадать впросак и делать из себя посмешище. И, если ей посчастливилось выжить, и, раз уж она оказалась в таком месте, то она ни с кем не посчитается, и
