Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
– Ты недовольна? – деловито бросил он.
Девушка промолчала и невежливо отвернулась.
– Разве ты недовольна, что мы тебя вылечили? – настаивал тот.
Галь устремила на него взгляд полный слез и простонала:
– Для чего? Может быть, я хотела как раз умереть и не мучиться, потому, что я все потеряла на свете: всех, кого любила, все, что мне было дорого. И оно, к сожалению, не вернется ко мне с моим выздоровлением.
– А если я тебе скажу, что это не так? – попытался убедить ее врач. – Что очень многие сейчас переживают за тебя? Почему бы им тебя не навестить?
– Нет!!! – воскликнула Галь, резко поддавшись вперед. Потом, обессилев, откинулась обратно на подушку и прошептала: – Слишком поздно!
Завотделением немного постоял, наблюдая за беззвучной истерикой Галь, и, покинув ее палату, отправился к себе в кабинет, где внимательно прослушал на пленке свой недавний разговор с пациенткой, записанный без ее ведома. Потом вызвал к себе ведущего психиатра больницы и дал его прослушать и ему. Оба врача тщательно изучали историю болезни Галь, основываясь на известном о ней раньше, и решали ее дальнейшую судьбу. Если по состоянию здоровья она, в принципе, могла уже покинуть больницу, то душа ее все еще требовала наблюдения и лечения. Необычная наркоманка с необычной судьбой и внешностью, она не на шутку озадачивала их.
Назавтра Галь устроили консилиум. Среди всевозможных вопросов, которые были ей заданы, особенно нажимали на то, почему у нее пропало желание жить, и было ли что-то, что могло вернуть ей это желание. Однако ни упоминания о громадном успехе ее лечения, ни о том чуде, благодаря которому она вышла из комы меньше, чем за трое суток, ни о слезах ее мамы, которой приходилось заодно тревожиться за своего прооперированного отца, ее дедушку, не вызвали в Галь никакого отклика. В ней все восставало против этих людей и против этой больницы. Она не хотела и не собиралась сотрудничать с лечащим персоналом. Вызов и пренебрежение в ее голосе, во взгляде, в жестикуляции говорили лучше всяких слов. В итоге, все это вылилось в новый срыв, и медикам пришлось покинуть ее палату несолоно хлебавши.
Заключение было единогласным: Галь требовался долгий восстановительный период в одном из закрытых учреждений. До поры-до времени, она не могла самостоятельно приспособиться вновь к окружающему миру и тем более – противостоять новой наркозависимости.
Это заключение завотделением провозгласил заламывающей от отчаяния руки Шимрит в личной беседе с ней, когда дата выписки Галь из больницы была, наконец, установлена, и порекомендовал одно проверенное место, правда, безумно дорогое: пансионат, принадлежащий частной группе врачей и психологов, расположенный в очень приятном, зеленом месте, отдаленном от крупных городов. Там не только избавляли от наркозависимости, объяснил он, но и реабилитировали при помощи групповых терапий, личных консультаций, занятий разными видами исскуства, спрота, а главное – строгим, контролирующим режимом. Условия проживания, еда и уход там были на очень высоком уровне, и каждый пациент получал очень личное, теплое отношение. Как правило, долго там не оставались. По его мнению, Галь будет достаточно провести там месяца три или четыре, тем более, что организм ее уже был, в сущности, очищен от наркотических веществ.
Несчастная Шимрит, вроде, вовсе не вняла положительным сторонам рекомендации врача. Ее волновали две вещи: что еще несколько месяцев Галь не вернется домой, и где достать деньги. В пылу нервотрепки она заявила, что, наверно, есть еще много других заведений, гораздо дешевле и ближе к дому, куда можно поместить ее дочь. На худой конец, были и государственные.
– Конечно, они есть, – спокойно ответил врач, – но, если бы речь шла о моей дочери, я бы не поместил ее ни в одно из них, и деньги тут ни при чем. Просто она выйдет оттуда, в лучшем случае, спустя полгода, и с полной вероятностью снова скатиться на то же самое дно.
– Что, в них не лечат? – запальчиво сказала мать.
– Конечно, лечат, – последовал ответ, – но другими способами. Это так, со стороны, кажется, что все такие места одинаковы. Но это сильное заблуждение. Чем ниже уровень учреждения, чем оно дешевле, тем опасней – да, опасней! – помещать туда такую особенную девочку, как Галь. Я достаточно с ней пообщалася, Шимрит, и готов подписаться под каждым моим заверением.
Последний аргумент врача развеял все сомнения матери, и она в спешке, ибо сроки поджимали, начала думать, где бы достать так много денег. Ее зарплата секретарши оставляла желать лучшего, а ее начальник был не очень щедр на всякие внесрочные премии. Представитель банка, которого она слезно просила о третей ссуде, вежливо объяснил ей, что до выплаты хотя бы одной из двух уже взятых ею, не было никакой возможности выдать ей еще какую-либо ссуду. Конечно, она могла, отбросив раненую гордость, позвонить отцу своей дочери, обо всем ему честно рассказать, и попросить принять участие. Но ее бывший муж не принимал в Галь участия уже очень много лет, и успел произвести на свет других детей, с которыми Галь, разумеется, никогда не общалась. Поэтому, объятая горькой досадой Шимрит зачеркнула и этот вариант, и кинулась в министерство гособеспечения. Однако и там ей, как назло, ничего не светило, по разным бюрократическим причинам. Шимрит Лахав попыталась настоять на своем, но ее ожидал очень нудный и мелочный процесс разбирательств, тогда как до выписки Галь из больницы остались считанные дни.
Особым разрешением Галь согласились принять в тот пансионат, о котором говорил главврач, до внесения необходимой суммы, но подчеркнули, что к положенному сроку эта сумма должна была быть внесена, иначе – крупный штраф и немедленная выписка пациентки. Сходящая с ума от тупикового положения мать обратилась к единственному человеку, которого считала близким ее малочисленной, многострадальной семье: к Дане Лев.
Классная руководительница, чувствовавшая и свою вину в том, что произошло с Галь, и которой казалось мало того, что она поспособствовала Одеду сдать банду истиных преступников, проявила неподдельное участие. Конечно, она не могла посильно помочь деньгами, – все-таки, и она одна содержала свою семью, – но поообещала кое-что предпринять. На самом деле, план действий сложился у нее еще некоторое время назад, ибо Дана Лев предугадывала такую вероятность, как помещение Галь в какую-нибудь наркологическую лечебницу.
Все эти дни она очень внимательно наблюдала за настроениями в ее классе, на который тяжелым ярмом легла не только судьба Галь, но и арест Наора и Мейталь, которых все считали обычной шантрапой. Их имена были преданы поруганию, прежнее общение с ними открыто порицалось, а их товарищи: Моран, Тали и
