Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
Его доводы подействовали на следователя. Привычный ко всякого рода упирательствам «несчастных» жертв изнасилования, упирательствам, которые приводили к закрытию дел, он сразу понял, что на этот раз все обстояло иначе. Потрясающая, даже в столь плачевном состоянии, внешность девушки, то достоинство, с каким она держалась, и все то, что она пережила, произвели на него очень сильное впечатление. Пообещав предпринять все возможное, он уехал.
На самом деле, других зацепок, кроме школы, у следствия не было, ибо все изумления и стенания соседей ничем не помогали. Они, ни о чем никогда не подозревавшие, описали Галь Лахав как самую добрую, прилежную и обаятельную девочку, какую им доводилось встречать. Чуть больше добавила Шимрит, рассказав о последних прискорбных событиях в жизни дочери, о ее деградации в учебе и своем вынужденом уезде из дома в ту ночь, когда все и случилось. Она решила умолчать о том, что дважды с ней ругалась и поднимала на нее руку, но заявила, что сама настрадалась сверх всякой меры, что часто разговаривала с ее классной руководительницей, ища возможности помочь ей, и, что, если б она узнала о наркотиках раньше, то, может быть, все сложилось бы по другому. Следователи многозначительно переглядывались, внимая сумбурным речам несчастной матери. Они-то знали, что все истории наркоманок с данными Галь начинаются именно так, но у каждой из них, увы, был другой конец.
И вот, на следующий день после своего визита к пациентке, тот же самый следователь заглянул в ее бывший класс. Он по-прежнему был в гражданском, но держался значительно официальней.
– Я не могу рассказать вам всего, но, в двух словах, дело обстоит так, – заявил он, глядя прямо в тридцать девять пар перепуганных глаз. – В ночь карнавальной вечеринки в вашей школе ваша бывшая одноклассница Галь Лахав была обнаружена у себя дома, накаченная наркотиками и со следами изнасилования. В настоящее время, она находится на лечении в больнице. Если кто-нибудь из вас что-нибудь знает, или был с нею на связи в те последние дни, убедительная просьба: немедленно обратиться ко мне по моему личному телефону. – С этими словами, мужчина написал на доске номер, и добавил: – Я очень надеюсь на ваше сотрудничество, и от всей души желаю бедняжке скорейшей поправки.
Он произнес последние слова с нарочитым акцентированием, впиваясь своими рысьими глазами в побледневшие лица школьников, словно пытаясь узреть в них немые ответы на свой вопрос, и, не прощаясь, вышел.
Такого скандала давно не творилось среди этих стен! Все, вроде бы, смирились с уходом Галь, и даже начали немного забывать о ней. И вдруг, как снег на голову, эта самая настоящая птица Феникс призвала их к ответу, к справедливости. Что они знали о ней? Ничего! Да, все видели, как она деградировала и сходила с ума. Но чтобы речь шла о наркотиках и изнасиловании?..
Многое, слишком многое стало теперь сходиться в ошалелых головах одноклассников бедной девушки. Все начало вставать на свои места. Кто был в этом виновен? Все они и никто. Но кто-то же должен был быть виновен больше! Учитывая, что настоящие преступники – Наор и Мейталь – были пока вне всяких подозрений, можно было придраться к чему угодно: к слабым нервам Галь, к дурным компаниям, ко вседоступности этой дряни. Впрочем, к ним самим в том числе, за их слепоту и упорное безразличие. Бедняжка Галь! Вот это судьба!
Один Бог ведал, что творилось в сердцах и головах растерянных школьников, и прежде всего – членов бывшей шестерки! Тем, кто сидели поближе к Шахару, показалось, что он попадет в реанимацию следом за Галь. Парень стал иссиня-бледным, застыл, пропотел и словно лишился возможности дышать. Лицо Лиат, в отличие от него, налилось кровью до самых корней волос. Судя по ее виду, она была готова растерзать всякого, кто осмелится указать хоть пальцем на нее и ее любимого. И нашлись те, кто посмели! Офира, Шири, Наама, Янив, Ран, Эрез, Авигдор, Керен и Лирон наперебой вспоминали всю историю роковой троицы, Лиат, Галь и Шахара, обращая косые взгляды на последнего, и сразу же сошлись во мнении, что именно Шахар, своим предательством, толкнул ее на этот путь. Лиат взорвалась и закричала им в ответ, что они и сами были рады избавиться от этой чокнутой, и что нечего было им сейчас, задыхаясь от «праведного» гнева, искать козла отпущения. Посреди этой перепалки Шахар Села резко встал и вышел вон. Но ни один соученик, даже Хен, не остановил парня. Прения продолжились и за его спиной. Лишь Лиат, только что защищавшая его до хрипоты, оторопела и, мгновение спустя, ринулась следом за ним. Больше их в тот день не видели в школе.
Все занятия были сорваны, все разбрелись куда попало, исступленно обсуждая трагедию Галь. Шели горько рыдала, проклиная себя за то, что решилась порвать с ней в столь сложный момент, и срывалась на Хена, убедившего ее в этом шаге. Хен тоже был вне себя. Он ходил вокруг своей подруги как неприкаянный, не смея ей возразить. А как была потрясена Дана Лев! В то время, как ее воспитанники, точно малые дети, уповающе смотрели на нее, ожидая ее обычно столь мудрых и конкретных сентеций, она не знала, что сказать и как поступить. Директор, все еще переживавшая поломку своей машины, счет за которую так и остался неоплаченным, кусала себе локти и очень долго разговарила по телефону с завотделением интенсивной терапии, узнавая все подробности о состоянии своей бывшей школьницы.
Каждый теперь предъявлял счет самому себе, искал оправдания своему долгому бездействию, и отчаянно молился за выздоровление Галь, ибо от этого зависело, сможет ли он простить самого себя за свое прошлое отношение к ней.
Что же касалось Мейталь и Наора, то они сразу понизили свой обычный тон, решая, как им быть, чтоб не попасть под подозрение. Кто из класса, помимо повязанной с ними Лиат, действительно мог показать на них пальцем? Вроде, никто. А если Лиат, все-таки, их выдаст, то что она сможет засвидетельствовать? Разве что ту несчастную групповуху, после которой Галь вернулась в класс живой и невредимой. А что касалось обнаружения их жертвы в своем доме, то тут сам Наор почесывал себе лоб, прикидывая, как такое могло быть. Так же, он не мог понять, куда подевался пакет с кокаином, доверенный на хранение простофиле Ицику и боялся, что этот пакет обнаружат. Ему и в голову не приходило, что
