Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
Все-таки, какое счастье, что ему и его соучастникам вовремя удалось скрыться! Вот черт! Ему хотелось всего лишь поразвлечься, а потом спокойно сбыть девчонку с рук. Воистину роковая девчонка, эта Галь Лахав! Угораздило же его втянуть в свои игры именно ее! А все почему? Не потому ли, что он и сам тайно сох по ней довольно долго? Если бы знать, чем все закончится!..
И только один человек во всем этом хаосе чувствовал себя совершенно выбитым из колеи. Это был Одед. Его боль, его смятение, его страх перед местью Наора лишали его всякой способности действовать. Все пережитое за прошедшие несколько месяцев стояло у молодого человека перед глазами, лишая его аппетита и сна.
Как прямому очевидцу событий, ему надлежало немедленно наверстать упущенное и побежать в участок с признанием и свидетельством. Но… не навлечет ли он тогда обвинение и на себя? Ведь это же он был последним, кто был с Галь в ту ночь в ее доме! Что он ответит, когда его спросят, почему он не вызвал полицию или скорую помощь немедленно? Что он скажет? Что послушался девчонки, пребывавшей в невменяемом состоянии? Идиотизм!
Та ночь… Когда Одед вспоминал о ней, у него мурашки пробегали по коже… Та ночь, после которой он сам обратился за помощью к профессиональному психологу! Та ночь, убившая в нем влечение к Галь, оставив в душе лишь смутный осадок его былого глубокого чувства! Все, что его теперь терзало, это ужасные сомнения, из-за которых парень ночь напролет прорыдал в подушку, но никак не мог решиться сделать единственно правильный шаг.
Когда же он немного успокоился, то подумал, что, для того, чтоб не привлечь подозрение и на свою голову тоже, ему требовался кто-то авторитетный, кто даст полиции его характеристику. Таким человеком была только Дана Лев. Поэтому, на следующий день, Одед попросил классную руководительницу о разговоре с глазу на глаз. При этом разговоре он, отчаянно жестикулируя, не смея поднять глаза, и то краснея, то бледнея, рассказал ей обо всем, что случилось, подробнейшим образом. В конце своего рассказа, юноша выразил свою просьбу защитить его.
Дана не верила своим ушам. То, что преступление против Галь, которую она, как педагог, не смогла уберечь, свершалось каждый день буквально на ее глазах, перевернуло ее естество. Не одни лишь плохие оценки девушки и ее нелогично агрессивное поведение, которые она, так же, как все остальные, сваливала на ее любовную историю, стали причиной того, что ее отчислили из школы! Оказалось, среди ее учеников было два уголовника, посильно приложивших руку к ее деградации. Теперь, классная руководительница ощущала личную ответственность в том, чтобы справедливость восторжествовала.
По окончании разговора, оба они – Одед и Дана – заглянули к директору, причинив неудобство секретарше, как раз принимавшей какие-то поручения, и там уже Дана, в присутствии Одеда, все пересказала слово в слово своей начальнице. А спустя еще час Одед, еще не осознав толком, что он делает, сидел в присутствии и Даны, и директрисы перед тем же следователем, повторяя свою историю в третий раз. Вопреки его страхам, его никто не заподозрил. Наоборот, по словам следователя, он попал под программу защиты свидетелей.
Тем же вечером Одед, уже более смело, вернулся вместе со всем ведущим следствие отделением на место преступления, где все подробно показал, включая кусты, в которых он скрывался, мусорный бак, в который Галь выбросила часть своих вещей, автомат, по которому один из подонков звонил сутенеру, и откровенно сообщил, что было потом, когда банда сбежала. Автомат тотчас проверили тоже и убедились, что звонок по известному уголовному розыску номеру был произведен.
На следующее утро, Наора и Мейталь увели из школы в наручниках. Их криками возмущения, потрясения и испуга был наполнен весь коридор, примыкающий к администрации, в которой все секретарши припали носами к стеклу, в ужасе наблюдая, как забирали эту взбалмошную парочку. Крики продолжались и в полиции. Но тщетно Мейталь крыла все отделение площадной бранью, тщетно Наор, с пересохшими губами, вульгарно требовал объяснений. Никаких объяснений им не дали. Напротив, их допросили с таким пристрастием, что «королева» шпаны и ее валет почти сразу выдали всех своих соучастников, поставщиков и места промысла. Лишь когда все было сказано, Наор спохватился и стал угрожать своим адвокатом. Но моментально срезалась розга. Оказалось, у полиции был охраняемый свидетель, у которого против них были не только показания, но и прямые улики, и поэтому никакой адвокат Наору на данном этапе не поможет. И тогда поникшая Мейталь и ее обескураженный напарник поняли, что то странное предчувствие, что за ними наблюдали, не обмануло их, и что Лиат, напрочь вылетевшая у них из головы, – та единственная, что могла, в сущности, снять с них обвинение, – уже была им бесполезна.
А что же Галь? Она не знала ни о чем. Следователь больше ее не тревожил, Шимрит смирилась с тем, что дочка не хотела видеть ее и вообще никого. Поскольку она поправлялась, ее перевели в обычную палату. Тем не менее, она оставалась замкнутой и отягченной всякими мыслями. К тому же, с ней начали происходить срывы, как правило из-за всяких мелочей. Обычно после вспышек гнева она опять ударялась в слезы или проваливалась в глубокий сон. Вообще, большую часть своего времени она проводила во сне, словно компенсируя себе долгий период ночных загулов и дневных истязаний.
Нуждалась ли она еще в кокаине? Нет. Не потому, что он уже был, практически, полностью из нее вымыт и самые тяжкие ломки прошли, а потому, что она перестала видеть в нем свое спасение. Раньше, будучи в школе, ей приходилось выживать среди тех, кто был повинен в ее горе, и порошок, своим воздействием, облегчал ее участь. Теперь необходимость в этом отпала.
Завотделением, который ее вел, видел и понимал все. Во время одного из своих обходов он решил прозондировать почву и спросил Галь, хотела ли бы она, чтобы ее мама снова смогла ее навещать. Девушка грустно покачала головой и ничего не ответила. Тогда последовал вопрос, был ли у Галь какой-нибудь другой близкий человек, которого она пожелала бы увидеть.
– Нет у меня никого на свете, – чуть слышно отозвалась девушка. – Я все потеряла.
– Я так не думаю, – рассудительно молвил врач.
– Но я это знаю, – упорствовала Галь Лахав.
Врач долго внимательно всматривался в ее нахмуренное лицо, и, наконец, произнес:
– Что ж, будем думать, что делать с тобою теперь. Я передаю твое дело в другие инстанции.
– Разве я уже выздоровела? – недоверчиво спросила Галь.
– Нет, – строго покачал головой завотделением, – но ты делаешь успехи.
Галь
