Дураки все - Ричард Руссо
– Его здесь нет, – произнес Салли.
– Кого здесь нет? – спросил Карл.
– Руба, – ответил Салли. – Того, кого ты ищешь.
– Кто сказал?
– Хорошо, – согласился Салли. – Давай сменим тему. Я слышал, на фабрике какая-то желтая слизь, – в чем там дело?
– Какая желтая слизь? – переспросил Карл, и человек менее проницательный счел бы его удивление абсолютно искренним.
Но Салли проницательности хватало.
– Озеро грязи, на которое вы наткнулись вчера. И над которым поселятся богатенькие говнюки.
Карл глубоко вздохнул.
– Зря ты веришь сплетням.
– Ладно, – ответил Салли. – Но я понятия не имею, где Руб.
Вообще-то Салли ожидал его с минуты на минуту. По пятницам на кладбище был сокращенный день и Руб, добравшись до города на попутке, отправлялся на поиски Салли в надежде, что тот от щедрот угостит его чизбургером и потом весь вечер будет слушать его болтовню, – тяжкий труд, учитывая, что заикался Руб чем дальше, тем хуже.
– Забудь ты о Рубе, – ответил Карл. – Я о нем даже не упоминал. Я задал тебе простой вопрос.
– Рут, – произнес Салли и указал на часы над стойкой: – Сейчас 11:07. Посмотрим, скоро ли он спросит, где Руб.
– Простой вопрос, на который ты не ответил.
Колокольчик над дверью звякнул, и вошел Рой Пурди, человек, которого Салли на дух не выносил. Рой, в отличие от Карла, казался ровно тем, кем и был. Недавно его выпустили из колонии общего режима на юге штата, и выглядел Рой как типичный сиделец: тощий, дерганый, глупый, в дешевых татуировках, землистое лицо поросло щетиной. Сам Рой говорил, что его освободили досрочно за примерное поведение, и Салли, когда это слышал, давался диву: что же за требования в той тюряге, если их сумел выполнить даже Рой, сроду не отличавшийся примерным поведением?
– Какой был вопрос? – уточнил Салли у Карла.
Карл громко вздохнул.
– Я понимаю, трудно, но постарайся сосредоточиться. Я спрашиваю, как часто ты думаешь о сексе. Раз в день? Раз в месяц?
– Не так часто, как об убийстве, – ответил Салли, многозначительно посмотрел на Карла и перевел взгляд на Роя, усевшегося на табурет в дальнем конце стойки.
Рой на него не глядел, но Салли чуял, что тот наверняка знает: Салли здесь. Рут, питавшая к Рою еще меньше симпатии, нежели Салли, тем не менее схватила кофейник, чистую кружку и направилась к новоприбывшему.
– Как там наша девочка? – спросил ее Рой, когда Рут наливала ему кофе, за который он, как они оба знали, не заплатит.
– Ты имеешь в виду мою дочь?
– Я имею в виду мою жену.
– Бывшую жену. Или вы опять поженились?
– Пока нет, – ответил Рой.
– Да уж надо думать, – сказала Рут. – Особенно если то, что я слышала, правда.
– А что вы слышали?
– Что ты сошелся с какой-то Корой из “Моррисон-армз”.
– Я ночую у нее на диване, вот и все. Пока не наскребу на собственное жилье. Она ничего для меня не значит, эта Кора.
– А ей ты об этом сказал? Она в курсе?
– Я не отвечаю за то, кто что думает, – ответил Рой, жадно разглядывая выпечку на задней стойке. Сама Рут ему не предложит, но ничего, он сообразит, как выманить у нее булку. Рут, конечно же, поговнится, но в конце концов сдастся. Во всем, что касалось бывшего зятя, Рут явно придерживалась обреченной на неуспех политики попустительства, потому-то с тех пор, как Рой две недели назад вновь появился в Бате, Салли и обдумывал альтернативный порядок действий – на манер скорее Джорджа Паттона, чем Невилла Чемберлена.
Вернувшись на другой конец стойки, Рут заметила, что Салли глядит в пустоту, и щелкнула пальцами у него перед носом, отчего Салли вновь отодвинулся в сторону.
– Надеюсь, ты не считаешь, что это дело тебя касается, – заметила она.
– И слава богу, что не касается, – сказал Салли. – Но если б касалось, я сообразил бы, как с ним разобраться.
– Я спрашиваю, – произнес Карл, по-прежнему занятый одной-единственной мыслью, – потому что я думаю об этом едва ли не каждые десять секунд. Чаще, чем до того.
Карл имел в виду операцию на простате, которая – по крайней мере, на время – наградила его недержанием и импотенцией, не уменьшив при этом, по уверениям Карла, ни его одержимости сексом, ни умения доставлять женщинам удовольствие. То, что такая одержимость существует, Салли пока что не признавал, хотя они с Карлом спорили об этом без малого десять лет, с того самого вечера, когда Карл заявился в “Лошадь” и вместо приветствия шлепнул Салли по затылку свернутым в трубку журналом. После чего, взгромоздившись на соседний табурет, расправил и раскрыл на барной стойке журнал со статьей, которую хотел показать Салли.
– Знаешь, кто я? – спросил его Карл самодовольнее, чем когда-либо.
– Знаю, – ответил Салли, не взглянув на статью. – Я вообще-то не раз тебе это говорил. Ты, наверно, не слушал.
– Тут написано, – Карл ткнул пальцем в журнал, – что я сексоман. И это диагноз.
– Не диагноз, а анатомическая характеристика, – возразил Салли.
Его друг Уэрф, в тот вечер занимавший табурет с другого бока от Салли, явно заинтересовался, поскольку взял журнал и погрузился в чтение.
– Я скажу тебе больше, – продолжал Карл. – По мнению медицинских экспертов, я заслуживаю сочувствия.
– Уэрф, – Салли повернулся на табурете, чтобы лучше видеть друга, который внимательно читал статью, – как думаешь, чего заслуживает Карл?
Уэрф был из тех редких адвокатов, кого справедливость волнует куда больше закона, а потому он воспринимал любые, даже шуточные упоминания о ней всерьез и всегда был готов высказать взвешенное и здравое суждение.
– Аплодисментов, – подумав, ответил он. – Ну и, пожалуй, завистливого восхищения от таких, как мы с тобой.
Карл и Уэрф, потянувшись друг к другу через Салли, чокнулись пивом, а Салли в который раз пожалел, что втянул своего непредсказуемого товарища в пьяный спор.
– Салли просто завидует, – заметил Карл, когда Уэрф вновь углубился в статью о сексуальной зависимости, – потому что глупость – не диагноз.
– Вообще-то диагноз, – не поднимая глаз, возразил Уэрф.
– Но она не вызывает сочувствия.
– Нет.
– Как и уважения.
– Разумеется.
Бедный Уэрф.
