Тут мой дом - Эльчин Сафарли
– Да-да, пожалуйста. Легко ранить сердце поэта.
– Милана, можно вопрос?
– Давай.
– Твои родители не в разводе?
– Нет. А твои?
– Разводятся.
– Жаль.
– …
– Амир, они останутся твоими папой и мамой. Вы есть друг у друга. А то, что они разошлись… Им виднее.
– Мы теперь не будем жить как раньше. По ночам, когда нам с братом становилось страшно, мы бежали к родителям, ложились между ними и засыпали вместе.
– Да-а, я тоже так делала. Ха-ха, иногда хочется повторить. Но теперь на одной кровати мы втроем не поместимся… Амир…
– Что?
– Грустишь?
– …и боюсь. Вдруг они найдут себе других. У папы будет новая жена…
– Знаешь, родители моей двоюродной сестры тоже развелись. Они ругались на глазах у Нигяр, доходило до драк. Если любовь между двумя людьми прошла и они оба понимают, что это ни к чему хорошему не ведет, лучше разойтись по-человечески. Хуже, когда пытаются сохранить семью ради ребенка. Чувствовать, что родители терпят друг друга из-за тебя, ужасно.
– Верю, что мои помирятся.
– Пусть так и будет.
* * *
Дедушка говорил, что ни один человек не появляется в нашей жизни просто так. «Тут, сынок, вопрос того, во что выбираешь верить. Выбираешь не слепо, а путем собственных наблюдений и размышлений. Именно так я сам не раз убеждался в неслучайности случайностей. Люди приходили в мою жизнь в определенный момент с определенным знанием, маленьким или большим, неважно. Некоторые из них оставались со мной, с некоторыми мы прощались».
Каждый раз, когда Милана приходит ко мне на встречу в школьном дворе, вспоминаю дедушкины слова. Мы прогуливаем уроки в Губернаторском саду, сидим под соснами, в кронах которых поют птицы. «Ты знала, что землю для этого сада везли на кораблях из других стран? Из-за близости моря тут была соленая почва, росли одни колючки. Тогда для судовладельцев, приплывающих в наш город, придумали пошлину – привозить с собой мешки чернозема».
Она хочет стать психологом. «Мне интересен человек. Хочется помочь людям не бояться изменений. Основа выживания в природе – способность меняться. Живет дольше и счастливее тот, кто умеет менять привычные модели поведения, искать новые формы».
Смотрю на Милану и удивляюсь, как мы сдружились при такой (целых шесть лет!) разнице в возрасте. Она для меня как река: красивая, глубокая, чаще игрива, реже строга, знающая свои берега и устремленная к большему – к морю.
Али не понимает нашей дружбы. Злится, что я пропускаю уроки (но дома меня не выдает) и что тяжело переживаю расставание родителей. Может, он больше меня верит, что они помирятся?
* * *
– Амир, ты не пробовал писать истории?
– С чего это вдруг?
– Ты интересно рассказываешь. Слушаю тебя, и такое чувство, будто ты лично видел завоз чернозема для Губернаторского сада.
– Милана, на самом деле я делаю небольшие записи.
– Ведешь дневник?
– Не совсем. Это истории о жизни в одном южном городе.
– О, значит, сборник рассказов! Вот это да!
– Я просто пишу. У меня с детства желание записывать то, что я вижу, слышу, чувствую.
– Дашь почитать?
– Нет. Боюсь, если их прочтут, они потеряют нечто ценное.
– Думаю, что-то точно изменится. Что-то уйдет, но и придет новое.
– Может, и так.
22. Всегда хочется домой, когда с миром нелады
Мы не вернулись в школу, из Губернаторского побежали на вокзал. Я не предупредил Али, домашние будут волноваться, подумал я; но желание то ли напакостить, то ли побыстрее уехать взяло верх.
Небо стянули тучи, полил дождь. Яростный, быстрый, с огромными каплями. На мгновение захотелось вернуться назад, но я сдержался.
У Миланы куртка с капюшоном, у меня шерстяная шапка, которая сразу же намокла. «Переждем ливень в той арке, а то простудимся». Я не остановился. «Нет-нет, идем. Опоздаем на электричку».
С началом дождя прохожие засуетились: одни достали зонты, другие прикрылись газетами, третьи, промокнув до нитки, смиренно шли. Перепрыгиваю лужи, думаю о том, куда вот-вот поеду, становится хорошо.
Перебегаем дорогу по зебре у кинотеатра «Низами», Милана впервые за время нашей дружбы берет меня за руку. Это случилось так естественно, будто мы всегда держались за руки.
Милана настоящий друг. Она не стала отговаривать меня от затеи, не оценила ее как хорошую или плохую, а просто предложила проводить до электрички.
В голову пришла мысль, которую захотелось записать, но сейчас не до этого: друг тот, кто не переделывает тебя под себя, а идет рядом, позволяя тебе проживать собственную историю. Он держит за руку и вместе с тобой готов переждать дождь в арке старинного дома.
* * *
Зимой днем в электричке почти никого. В вагоне я, двое мужчин с саженцами (похожими на олеандры) и женщина с плетеной корзиной, в которой, судя по звукам, пустые банки (скорее всего, ездила продавать катык в городских дворах).
Я снял шапку, куртку и ботинки – пускай подсохнут. Женщина с банками взволнованно изучает меня и качает головой, мол, кто отпустил промокшего мальчика одного.
В окно хлещет дождь, картинки снаружи – растекшаяся акварель. Смотрю на часы – уроки полчаса как закончились; Али, наверное, меня обыскался и уже дошел до дома. Если он выдаст Милану, бабушка пойдет к директору школы. Как я не подумал! Подставляю друга. Надеюсь, Али не проболтается.
Быстрее бы добраться до дачи. Дедушка, Гоша, Кормилец, Косатка и море. Хочу спрятаться там от происходящего дома.
Не хочу ничего слышать о папе (он двенадцать дней в Кировабаде, но ни разу не позвонил), о маме (она почти не улыбается и подолгу висит на телефоне, закрывшись в своей комнате), о бабушке (почему она не может помирить родителей?) и даже об Али (он утомил своей миной, будто все нормально).
Когда думаю о доме, вспоминаю, как однажды в Английском парке видел птицу, которая отчаянно кружилась над разоренным ветром гнездом. Она наверняка знала, что надо бросить это место, найти новое дерево, построить другое жилище. Но птица мучается, не может отпустить то, с чем связаны радость прошлого и боль настоящего.
На станции «Амирджан» в вагон заходит широкоплечая женщина с закрытым зонтом, с него капает дождевая вода; вид грозный (из-за черного плаща, похожего на мужской), но лицо доброе, серо-зеленые глаза с поволокой, каштановые кучеряшки. Она оглядывает полупустой вагон, садится возле меня. Электричка гудит, начинает движение.
Боюсь, она сделает мне замечание по поводу развешанной на сиденье одежды. Достаю из портфеля учебник по литературе, делаю вид, что
