Отвлекаясь - Федерика Де Паолис
Судя по виду квартиры, Рената не особенно занималась ее обустройством. Виола пришла в ужас, обнаружив, что под скатертью в красную клетку в тирольском стиле скрывался белый ламинированный стол: она в жизни не видела более унылого предмета мебели. Рената, пройдясь по нему салфеткой с чистящим средством, радостно сообщила, что он моется легко-легко. В комнате стоял кожаный диван «Честерфилд», над столиком родом из семидесятых – закаленное стекло в толстой железной окантовке – каскадом нависала старая люстра в стиле лофт – творение Акилле Кастильони, на полу был расстелен большой красный персидский ковер. Совершенно не сочетавшиеся между собой предметы интерьера напоминали хозяев дома – бесцветных, невысокого роста человечков, всегда неразлучных, всегда немного напуганных и со всем согласных. Никаких вредных привычек, никаких развлечений, ни спорта, ни интересов, ни любопытства. Ничего, только трепетная любовь к детям и привязанность друг к другу: Рената не скупилась на знаки внимания, отдельно подала кофе Чезаре, поставив маленький поднос на диван, сделала ему укол, хотя он мог справиться и сам, а после обеда протерла его очки в золотистой оправе.
От первого визита к родителям Паоло у Виолы остался неприятный осадок. Они уже пережили неудачную подсадку эмбриона, и настроение у Виолы колебалось от рыданий до взрывов оптимизма, эта эмоциональная неустойчивость напоминала легкую форму биполярного расстройства, тем более что Виола возобновила прием гормонов. Они с Паоло вышли от стариков и направились в сторону виа Мальяна – там Виола еще ни разу не была, – и она принялась изводить его в своей излюбленной лицемерно слащавой манере. Выражала недоумение, засыпала Паоло вопросами, потом стала упрекать в том, чего он сроду не делал, мягко сетовать на то, что вскоре их ждут неизбежные трудности, и для нее это очевидно, затем приступила к финальной части испытания, чтобы окончательно доконать его. Ей совершенно ясно, сказала она, что Паоло никогда об этом всерьез не задумывался, в отличие от нее он нацелен на завтрашний день, тогда как над ней властвует прошлое. В тот день Виола начала разговор с того, что родители Паоло показались ей очень милыми и прекрасно воспитанными, только немного неразговорчивыми, и неплохо было бы, чтобы они проявляли побольше интереса к ней, к ним обоим… А кстати, они знают об их намерениях завести ребенка?
– Нет, я им не говорил.
Почему? Самый подходящий случай, чтобы избавиться от всего, что их разделяет, пусть это будет и их выбор. Они ведь могут стать бабушкой и дедушкой долгожданного ребенка. И у них можно попросить небольшую финансовую помощь: совершенно ясно, что они тратят на себя далеко не все доходы от «Золушки»: куда же подевалась такая куча денег? Они уж точно не вкладывали средства ни в дома, ни в машины, ни в заботы о своей внешности. У Чезаре во рту красовались желтоватые коронки из устаревших дешевых материалов, у Ренаты, с ее лишними двадцатью килограммами, все ноги до самых лодыжек были покрыты узелками варикозных вен. Встреча с родителями Паоло привела ее в уныние, во время обеда она постоянно думала о том, что они с Паоло вышли из разных социальных слоев; рано или поздно за все приходится платить, по-другому не бывает. Виола размышляла не столько о сословной разнице, сколько о воспитании чувств: умными речами его не исправить, оно до времени спит где-то глубоко внутри, но однажды все равно выходит наружу и предъявляет счет.
Она представила себе, как стареет рядом с Паоло и постепенно становится заурядной, как они вместе доживают свой век в унылом доме, среди пыльной мебели, пятнистых от времени стен и перегоревших светильников, как вязнут в болоте метафизического молчания и отдаляются друг от друга на сотни километров, хотя трутся боками в тесной квартирке, как пытаются при помощи услужливости сократить дистанцию, совсем как несчастная Рената, начищающая белый стол, который моется легко-легко, а потом протирающая мужнины очки. Но разве это не любовь? – на секунду задумалась она, отхлебывая кофе маленькими глотками, и тут Чезаре внезапно заговорил, что случалось с ним нечасто.
– Как бы там ни было, Папа – настоящий гигант, черт его возьми! – с расстановкой произнес он.
В тот день Виола ясно и четко услышала звонок колокольчика в своем сердце: если бы не упорное желание родить ребенка, если бы не ощущение, что это ее последний шанс, она уже давно освободилась бы от этой любви, которая не сулила ничего хорошего, только скучные будни, упадок, мрак, лишение личных прав. Изводить Паоло вопросами, ожидать его капитуляции – это всего лишь способ поддержать уверенность в себе и, наверное, ступить на более опасную тропу: предостерегать, прорицать, подсказывать и однажды скатиться до того, чтобы ласково и лицемерно сказать: «Я же тебе говорила…» – таков удел победителей, тех, кто выжил.
Там, на виа Мальяна, где ноги утопали в крупной рыжей листве, падавшей с оголившихся деревьев, Паоло оказался в ловушке: он молчал, пока она изображала исчадиями ада «этих двух маленьких человечков», которые, по ее мнению, были «совершенно никчемны, однако преуспели в жизни», и, как это ни странно, не начал на нее кричать. Он еще немного постоял, держа руки в карманах бежевых брюк и напряженно разглядывая шершавую мостовую, потом поднял голову и сказал:
– Послушай, Виола, ты все преувеличиваешь. Я тебя понимаю. Да, как ты и сказала, они не мастера общаться, зато благодаря им мы ни в чем не нуждались, и…
– Но они не дали тебе ни гроша!
– Помолчи, Виола, дай мне договорить. Они не дают мне денег, потому что я этого не хочу.
– Извини, но почему?
– Какого черта ты опять меня перебиваешь? Ты удивительный человек: сначала достаешь меня своими вопросами, а потом, когда я пытаюсь на них ответить, прерываешь меня.
В тот миг он очень напоминал своего отца: тот же взгляд, молитвенно сложенные руки, развернутые плечи. Виола почувствовала, как в ней поднимается отвращение.
– Тогда выкладывай! А то мне начинает казаться, что… – с вызовом заявила Виола, решительная, как самурай.
– Значит, так: не доставай меня, или я ничего не скажу.
Пыл Виолы поутих, любопытство одержало верх, и она пустила в ход метод кнута и пряника.
– Милый, извини, ты прав, – проворковала она, и ее рука, осторожно скользнув под локоть Паоло, а затем в карман бежевых брюк, погладила ледяные пальцы, сжатые в кулак.
– Семь лет назад из-за диабета у отца случилась нефропатия, и
