Привет, красавица - Энн Наполитано
— Если ты к ней, то ее здесь нет, — сказала Роза.
— Я пришла повидаться с тобой.
Мать, похоже, удивилась и встала, подбоченившись, не покончив с клоком ползучего сорняка. Теперь Джулия смогла ее рассмотреть. Роза выглядела неважно, словно после автомобильной аварии, — лицо вроде бы все то же, но черты как-то слегка искажены.
— Пришлось подвести черту, — сказала она.
Не в силах видеть ее горестное лицо, Джулия перевела взгляд на тяжелое знойное небо; она подыскивала верные слова, от которых матери полегчает, но та ее опередила:
— Я просила вас только об одном.
— Чтобы мы получили образование.
— Нет! — вспыхнула Роза. — Я просила вас не вляпаться, не повторять мою ошибку. Неужто слишком большая просьба?
Джулия помотала головой, хотя не помнила, чтобы мать просила о чем-нибудь подобном. Роза постоянно твердила о необходимости образования, но ничего не говорила о том, что нельзя беременеть до замужества. Оказывается, этот невысказанный завет был самым главным.
— Я хотела, чтобы вы превзошли меня, во всем стали лучше. В этом… — голос Розы вдруг заскрипел, как песок под ее ногами, — был весь смысл моей жизни.
— Ох, мама… — пролепетала Джулия.
Ошеломленная известием, она не подумала о том, что Цецилия повторяет судьбу матери. Незамужняя Роза забеременела в девятнадцать лет, и ее мать перестала с ней общаться. С тех пор они больше не разговаривали. Девочки никогда не видели свою бабушку. Невелика потеря, говорил Чарли, бабуся ваша жуткая злыдня. Роза всегда уходила от этой темы, не сказав ни единого слова о матери. Но теперь сама отворачивалась от собственной дочери и внука-внучки. Она обрубала ветвь семейного древа, причиняя боль себе и ближнему.
— Я не справилась, — сказала Роза.
— Неправда, ты прекрасная мать.
— Не справилась, — тихо повторила Роза, и теперь голос ее был похож на нежный голосок Эмелин. Джулия никогда не слышала у нее такого тона и даже не представляла, что мать на него способна. Может, Роза обладала голосами всех своих дочек? И в ней жили искренность Эмелин, руководящая четкость Джулии, восторг Цецилии от цветовой палитры окружающего мира, романтическая мечтательность Сильвии? Наверное, она лишь прятала их под маской сердитости и огорчения, но все эти свойства обитали в глубинах ее души.
— Вот смотри, я замужем, получила диплом, — сказала Джулия. — И что такого, если ты забеременела до брака? Это совсем неважно.
Ее отнюдь не смущало то обстоятельство, что она была зачата неженатыми родителями. В их районе такое случалось сплошь и рядом, и Джулия гордилась тем, что стала причиной возникновения их семьи. Если бы не она, Чарли и Роза могли не пожениться, и тогда не было бы Сильвии, двойняшек, родного дома вообще. Она стала катализатором.
— Но Чарли хотя бы женился на мне, — сказала Роза. — А твоя сестра делает вид, будто отца ребенка не существует вовсе, мол, все это чепуха. Она не назвала его имя, и я не могу позвонить его родителям и исправить все. — В глазах ее вспыхнула надежда. — Ты не знаешь, кто это?
— Нет, не знаю.
— Расшивоха, — сообщила Роза грядкам.
Джулия считала, что скандалом ситуацию не исправишь, но только усугубишь, однако оставила свое мнение при себе.
— У Цецилии есть мы, наша семья, — сказала она. — Ребенок получит все, что ему нужно.
Роза еще больше помрачнела.
— Ребенок-то получит, а вот жизнь Цецилии кончена.
С таким же успехом она могла сказать: «Моя жизнь кончилась, когда я забеременела тобой», но Джулия не обиделась, понимая, что мать сейчас все видит в черном цвете. Смотрит на свой огород и замечает лишь прожорливую тлю, изъеденные листья, наметки гнили и вялые стебли.
— Как там Уильям? — тускло спросила Роза.
— Хорошо. Уже почти не пользуется костылями.
Роза кивнула, но было видно, что вся она в мыслях о своем крахе, уподобившем ее потрескавшемуся изваянию Девы Марии, что притулилось в углу огорода. Джулию подмывало сказать: «Не тревожься, мама, я забеременею, и все ветви нашего древа уцелеют», но говорить так было еще рано. План ее пока всего лишь план. Это не ответ, способный утишить горе матери. Джулия думала о ребенке Цецилии, о том, что если не исправить ситуацию, то ребенок этот появится на свет так же, как сама Джулия, — на волне презрения и возмущения. И породив разрыв матери и дочери. Вдруг возникло теплое чувство к ребенку Цецилии, ощущение родства с ним. На обратном пути навалилась такая усталость, словно Джулия вскопала весь огород. Глядя в окно, она старалась понять, в чем смысл ее жизни. Прежде подобных мыслей не возникало. В детстве отец называл ее «ракетой» («Жду не дождусь, когда ты взлетишь», — говорил Чарли), потом она всегда улаживала чьи-то неурядицы. Однако сейчас перед ней стояла небывало трудная задача: распутать целый клубок семейных проблем, касающихся всех, кто ей дорог, — сестер, родителей, Уильяма, еще не родившихся детей. Волной накатил страх неудачи, но Джулия его прогнала. Она всегда справлялась с тем, что задумала, так будет и сейчас. Без всяких вариантов.
В конце октября, когда Джулия была на четвертом месяце, у Цецилии начались схватки. Миссис Чеккони доставила ее в роддом, куда затем прибыли Эмелин, Джулия и Сильвия. К роженицам пропускали только одного человека, и облаченная в халат и маску медсестра, выйдя в приемное отделение, объявила, что молодая мамочка вызывает родственницу по имени Джулия.
Волнуясь, Джулия натянула белый халат и старательно затолкала волосы под выданную ей медицинскую шапочку. Потом вошла в палату и увидела, что Цецилия плачет.
— Я ужасно хочу к маме, а ты ее напоминаешь, — пролепетала сестра.
Джулия отвела пряди с ее заплаканного лица.
— Маленькая моя, — сказала она. Роза всегда так обращалась к дочерям, когда те болели или были чем-то расстроены.
— Я жутко по ней скучаю. — Цецилия затравленно смотрела на сестру. — Ты не поверишь, каждый божий день я еле сдерживалась, чтоб не вернуться домой. Как будто мой ребенок просился к бабушке. Все мое тело требовало быть рядом с ней.
— Хочешь, я ее позову? Она придет. — Джулия не была в том уверена, но, понимая, что сестра хочет это услышать, пыталась выдать желаемое за действительное.
Прогнувшись под одеялом, Цецилия закричала. Она схватила сестру за руку и так ее стиснула, что Джулия охнула. Ничего себе сила! В течение следующих двадцати минут Джулия переживала волны схваток вместе с Цецилией, проникаясь масштабом и значительностью происходящего — прибытия нового человека.
