Привет, красавица - Энн Наполитано
Очнувшись, Роза произнесла каким-то странным, неузнаваемым голосом:
— Она видела его последней? Он был с ней?
Сильвия не тотчас сообразила, о ком речь.
— Ты говоришь о Цецилии?
— О ней, — тем же чудны́м голосом ответила Роза.
— Папа умер в вестибюле, — сказала Сильвия.
Ей стало ясно, что приоткрывшаяся дверца захлопнулась перед носом Цецилии и ее прекрасной малышки. Смерть, которой, в глазах Розы, сопутствовало предательство, уничтожила всякий шанс на воссоединение. Все еще на коленях возле матери, Сильвия чуть отстранилась. Чарли всегда урезонивал жену, просил ее быть мягче. Он, конечно, тоже надеялся, что младенец все уладит. Эх, если б они успели посвятить отца в свой план примирения. Может, тогда он не пошел бы к Цецилии. И ничего бы не случилось.
— Цецилия тут ни при чем. У него разорвалось сердце.
— Будь он со мной, я бы этого не допустила.
Рядом стояло любимое кресло Чарли, в котором он декламировал стихи, прикладывался к стакану и говорил дочерям, как сильно их любит. Сильвия никогда не сетовала, что отец мало получает и много пьет. Для нее он был личностью, с которой ее объединяла любовь к книгам. Еще крохой подметив, что Чарли вообще не появляется в огороде, она последовала его примеру. Вот это детское желание во всем подражать отцу и возвело преграду между ней и Розой.
Похороны состоялись на пятый день. Большая церковь Святого Прокопия не смогла вместить всех, кто пришел проститься с покойным. Роза была в черном платье, ажурная вуалетка пришпилена к волосам. В первом ряду она сидела между Сильвией и Джулией. Уильям, одетый в черный свадебный костюм, занял место возле жены. Рядом с Сильвией сидела Эмелин, которая то и дело оборачивалась, высматривая свою близняшку, ведь та не могла не прийти. «Она здесь?» — взглядом спрашивала Сильвия. Эмелин качала головой.
Чувствуя, что уже слегка взопрела в плотном платье и колготках, Сильвия вспоминала тот последний раз, когда около месяца назад они с отцом были вдвоем. После ужина Роза откомандировала их забрать большой заказ в магазине. Днем она сделала покупки, теперь надо было доставить их домой. Оказалось, заказ еще не упакован, и миссис Дипьетро, угостив Чарли пивом, попросила обождать на задней веранде. Оглядев небольшой, утыканный стеблями огород, отец сказал:
— В подметки не годится маминой плантации.
— Тебе-то откуда знать? — Сильвия приподняла волосы, остужая шею. Солнце уже садилось, но сентябрьский день выдался необычно жарким. — Ты же туда не заглядываешь.
Чарли усмехнулся:
— Я верю в ее талант.
Отец выглядел усталым, и Сильвия, помнится, забеспокоилась, что он плохо спит. Видимо, сердце подводило его уже в тот день, когда со стаканом пива в руке он сидел на веранде. Наверное, он что-то чувствовал, потому что вдруг сказал:
— Милая, а ведь я знал, что ты прогуливала уроки в школе.
— Правда? — удивилась Сильвия.
— Бутч — мой старый приятель, и я просил его подольше на это смотреть сквозь пальцы и наказать тебя не слишком строго.
Бутч Магуайр был директором средней школы, Сильвия тогда чаще отсутствовала на уроках математики и химии, чем присутствовала на них, и он объявил, что покраска школьной ограды станет подходящим наказанием. Цецилия, всегда готовая взять в руки кисть, помогала сестре. Эмелин приносила им поесть. Сильвия была уверена, что родители не знают о прогулах и наказании.
— Почему? — спросила она отца, подразумевая «Почему ты так поступил и почему сказал мне об этом сейчас?».
— А чем ты занималась, прогуливая уроки?
— Читала. В школе я лишь попусту тратила время. — Сильвия отмахнулась: — Если мне что-то не интересно, я это никогда не выучу.
В парке неподалеку от школы она читала романы, спрятанные в дупле старого дуба, и считала дерево своим другом. Сильвия не говорила сестрам о том, как проводит время, поскольку знала, что Джулия взбеленится и потребует вернуться к занятиям, и, кроме того, не хотела подавать дурной пример двойняшкам. Наверное, именно тогда она осознала, что выбрала иной, чем у старшей сестры, путь. Сильвия читала романы из дупла дерева — дерева, с которым делилась мыслями и переживаниями, тогда как Джулия преодолевала академические препятствия одно за другим.
— В твоем возрасте еще трудно понять, насколько жизнь коротка, — покивал Чарли. — Я не хотел мешать тебе самой отделить зерна от плевел. Мы с тобой, дочка, скроены по одной мерке, мы не рассчитываем, что учеба или работа станут смыслом жизни. Глядя на мир или заглядывая в себя, мы надеемся отыскать что-то важное. — Он внимательно посмотрел на Сильвию. — Ты ведь знаешь, что ты нечто большее, чем просто библиотекарша и студентка, верно? Ты — Сильвия Падавано. — Чарли произнес ее имя восхищенно, словно говорил о знаменитом исследователе или воителе. — Ты чувствуешь в себе громадные силы и оттого понимаешь, что следовать глупым правилам или сидеть от звонка до звонка на скучных уроках бессмысленно. Многие люди этого не сознают и живут по указке, из-за чего пребывают в хандре и раздражении, но считают это нормальным состоянием человека. Нам с тобой повезло, мы знаем, что можно жить иначе.
От верности этих слов у Сильвии по спине пробежали мурашки.
— Что-то я разговорился, а? — усмехнулся Чарли. — Ну да ладно. Мы не отгородились от мира острыми шипами. — Он отставил пустой стакан и провел ладонью вверх-вниз по рукаву, демонстрируя отсутствие шипов. — Мы часть неба, камней в мамином огороде и того старика, что ночует на улице у вокзала. Все мы взаимосвязаны, и стоит это усвоить, как поймешь, до чего прекрасна жизнь. Твои мама и сестры этого не понимают — во всяком случае, пока что. Они думают, что существуют только в оболочке своих биографических фактов.
Сильвии казалось, будто отец приоткрыл в ней то, о чем она даже не подозревала. Всякий раз при воспоминании о том дне (и сейчас, когда она сидела на церковной скамье, и потом, на протяжении всей жизни) ее охватывала безмерная радость от того, что отец вот так с ней поговорил, а она сумела доставить ему удовольствие, перефразировав одно из его любимых стихотворений: «Мы не вмещаемся между башмаками и шляпами». Затем миссис Дипьетро вынесла их пакеты, и они пошли домой, временами соприкасаясь руками и словно обмениваясь частицами друг друга, а в темнеющем небе крохотными лампочками зажигались звезды.
Священник говорил о Чарли, стараясь представить его работу важной, а его самого — главой семьи, хотя прекрасно знал, что в их доме все решения
