Снежная пантера - Сильвен Тессон
Долгие часы сосредоточенного ожидания были полной противоположностью привычному для меня ритму жизни путешественника. В Париже я беспорядочно кидаюсь от страсти к страсти. «Наша жизнь — спешка», — как сказал поэт. А здесь, в каньоне, мы вглядываемся в пейзаж… Не имея гарантий. Ждем появления тени в тишине перед лицом пустоты. Терпим холод без уверенности в результате — что-то вроде вывернутой наизнанку рекламы. В противоположность эпилептической жажде «всего и сразу», свойственной нашему времени, мы сидим в засаде, руководствуясь принципом «очень может быть, что ничего и никогда». Какая роскошь — целый день ждать маловероятного!
Я клялся себе, что, вернувшись во Францию, буду продолжать в том же духе. Необязательно лезть для этого на пятисоттысячную высоту в Гималаях. Сидеть в засаде можно везде и все время, если делать, что нужно. В своей комнате у окна, на террасе ресторана, в лесу или на берегу, в обществе или в одиночестве на скамейке… Достаточно широко раскрыть глаза и ждать: что-то произойдет. Если не будешь начеку — не заметишь, и оно пройдет мимо тебя. И даже если ничего не происходит, все равно твое время течет совсем по-другому, потому что ты внимателен и сосредоточен. Засада — это модель поведения. Нужно сделать из нее стиль жизни.
Умение становиться невидимым восходит к искусству. Мюнье тренировался в этом тридцать лет, сочетая самоотречение с целеустремленной сосредоточенностью. Он просит время дать ему то, что путешественник ищет в перемене мест, — смысл жизни.
Если быть начеку, пространство не проходит мимо. Время обеспечивает подробности, дает ощущения. Зверь приходит. Является. Надеяться полезно.
Мой товарищ ждал прихода мускусных быков в Лапландии, волков в Арктике, медведей на Элсмире, японских журавлей. День и ночь на посту, он отморозил себе большие пальцы ног. Он верен снайперским принципам: не замечать боли, не обращать внимания на время, не поддаваться усталости, не сомневаться в успехе, нажимать на курок только в самый выигрышный момент. В советско-финскую войну 1939–1940 годов элитные стрелки-финны победили в карельских лесах, несмотря на численное превосходство противника. Они применяли на войне правила охоты в зимнем лесу. Горстка стрелков подстерегала большевика, распределившись по тайге. Финны терпеливо ждали, держа указательный палец на курке снайперской винтовки «М-28» при температуре минус 30 градусов по Цельсию. Жевали снег, чтобы не испускать пара. Возникали то тут, то там из засады, всаживали пулю в череп русского танкиста и исчезали, потом снова стреляли — мобильные, неуловимые, невидимые и на самом деле — очень опасные. Они превратили лес в ад.
Самый знаменитый финский снайпер — Симо Хяюхя, маленький солдат ста пятидесяти сантиметров росту — убил в промерзшем лесу больше пятисот красных. Его называли «белой смертью». Однажды советский снайпер заметил Хяюхя, и пуля из Мосина-Нагана, русского «М91/30», снесла стрелку челюсть. Он был изуродован, но остался в живых.
Финским снайперам полагалось растворяться в пространстве, проявлять упорство и сохранять невозмутимость — быть холодными монстрами. Слово «sisu» по-фински означает комплекс качеств, сочетающих постоянство и сопротивляемость. Как перевести этот термин? «Духовное самоотречение», «забвение самого себя», «ментальное сопротивление»? После капитана Ахава, гонявшегося за белым китом, никто, кроме финского снайпера, так полно не воплощал в каталоге всемирного героизма образ человека, завороженного единственной целью.
Мюнье невидим и терпелив, как финский снайпер. Он живет в sisu. Только он не убивает, не желает никому зла, и по нему не стрелял до сих пор никакой коммунист.
Искусством маскировки отлично владеет Тринадцатый батальон драгунов-парашютистов французской армии. Драгуны могут просочиться на территорию противника, чтобы шпионить за его передвижениями. Они сливаются со средой, не оставляют мусора, не испускают запахов, оставаясь на посту целыми днями. Скрытый за изгородями, с объективами, завернутыми в отрепья цвета хаки, Мюнье похож на такого человека-елку, человека-скалу, человека-изгородь. Существенная разница в том, что у пантер и арктических волков органы чувств несравненно восприимчивее, чем у воинственных магометан.
Иной раз, вытянувшись рядом с Мюнье и пребывая во власти sisu, я предавался идиотским фантазиям: вот я — драгун-парашютист, прячусь в низинке. И тут появляется парочка, счастливая, что нашла наконец уединенное место. Месье опрокидывает даму — на драгуна, маскирующегося под скалу. Вот он — удел агента тайной службы! Растворяться в пространстве для выведывания государственных секретов и наткнуться на Мориса, тискающего Марселину. Мюнье ничего такого не рассказывал, но подозреваю, что-то подобное случалось в его практике…
А сейчас — идет время, и ничего не происходит. Вот над нами завертелся ягнятник-бородач — подозревает, что мы трупы. Тенью мелькает бессовестный волк. Как мрачное напоминание из небесной памяти, пролетает ворон. Очаровательный манул со смущенным видом высовывается из убежища. Он пришел бы в ярость, попробуй кто-нибудь приласкать его. Три полных дня мы рыщем по долине. Пантера может оказаться скалой, но и каждая скала — пантерой. Смотреть надо предельно внимательно. Она видится мне повсюду: в пятнах на траве за глыбой, в тени. Я думаю только о пантере. Обычный психологический феномен: зверь становится наваждением, он является вам беспрестанно. Как мужчина, сильно любящий женщину, видит ее во всех других, поклоняется одной и той же сущности в разных проявлениях. Пойдите объясните это обиженной супруге: «Дорогая, это тебя я люблю в каждой!»
Слова, чтобы рассказать о мире«Синдром Моби Дика» у Мюнье проявляется в безобидной сухопутной форме. Вместо кита он ищет пантеру и хочет ее сфотографировать, а не загарпунить. Однако в нем горит тот же огонь, что и в герое Германа Мелвилла.
Друзья мои изучали каждую деталь окружающего мира, а я тем временем подкарауливал идею — хуже! — подбирал словечко. Чуть только предоставлялась возможность — я пускался записывать афоризмы. Непростое занятие в этих условиях — пальцы потрескались и кровоточили. Но я считал, что если у человека есть блокнот, наилучший способ поклонения природе — это то, что придумал Жюль Ренар, автор «Естественных историй». Ренар воспевал красоту мира при помощи того единственного, что
