Ночь, сон, смерть и звезды - Джойс Кэрол Оутс
Удивительный ландшафт. Холмы, напоминающие скульптуры, обызвествленная лава, похожая на свернутые кишки цвета угля. На первый взгляд остров кажется мертвым, но, приглядевшись, ты замечаешь почти незаметных игуан, сливающихся с грудами камней.
Сколько их тут! Сотни, тысячи? Джессалин становится жутко.
Доисторические существа, большие и маленькие, заполонили всю территорию. Они греются под январским солнцем, не обращая никакого внимания на ползущих по ним ящерок и крабов. Их шарнирные пасти полураскрыты, язычки мелькают, как оголенные нервы. Плотные тела в чешуйчатой броне. Самые крупные размером с джек-рассел-терьера. Они существуют уже сотни тысяч лет и, вероятно, переживут гомо сапиенс, говорит Эктор. Их брачный ритуал, похоже, вызывает у него некоторую озадаченность. Он проводит ладонью перед глазами игуаны, на которую едва не наступила Джессалин… никакой реакции.
Рудиментарное сознание оживает только в минуты сексуального влечения или схватки с себе подобной. Игуаны кажутся ручными, но так их называть было бы неправильно.
– Они так себя ведут, потому что у них отсутствует генетическая память о людях-хищниках.
Эктор объясняет, что, в отличие от гигантских черепах, быстро втягивающих головы в панцирь при приближении человека, остальные обитатели Галапагосов – морские львы, пингвины, кулики, пеликаны – безразличны к людским хищникам.
Джессалин интересуется, существует ли у человека генетическая память о людях-хищниках. Эктор разражается лающим смехом:
– Ну конечно, сеньора. Это встроено в наш мозг – так называемая ксенофобия. У неандертальцев данный инстинкт отсутствовал, и гомо сапиенс их изничтожил.
Даже так? Или неандертальцы вымерли по другим причинам? Об этом Джессалин помнит смутно, тогда она была первокурсницей, увлеченной естествознанием, а также поэзией и философией, ох, давно это было (память превратилась в окаменелые останки), еще до того, как любовь, брак и материнство обвили ее своими уютными, умиротворяющими кольцами.
Что за необыкновенный мир эти Галапагосы! Сродни Зазеркалью, куда попадает маленькая Алиса: по лесу разгуливают безымянные существа, вроде фавнов, не подозревающих, что люди могут оказаться их врагами.
Кто-то в группе спрашивает гида, следует ли считать человека главным хищником. Ответ: это не так, в биологическом смысле гомо сапиенс является существом всеядным, а не плотоядным, то есть способен при необходимости обойтись без мяса.
А не в биологическом смысле?
– Гомо сапиенс агрессивен. Воинствен. В этом смысле – да, хищник.
И добавляет уже как собственное причудливое мнение, а не как утверждение сотрудника галапагосского Национального парка:
– Но человек всегда глядит вверх. Только вверх.
Джессалин, несколько подавленную окружающей средой, это замечание порадовало. Само слово «вверх» в этом голом месте окрыляло.
Впрочем, называть Галапагосы голым местом было бы невежественно и близоруко.
Здесь кипит жизнь. В бурлящих темных водах кишат мириады микроскопических существ. Среди наземной лавы снуют ящерицы и красные крабы.
Куда ни глянь, птицы расправляют крылья, выискивая добычу.
Жизнь – это аппетит.
Но можно ли считать аппетит жизнью?
Где Хьюго? Джессалин успела соскучиться по мужу-фотографу. Опытный походник, он, как и еще парочка таких же туристов, не держится рядом с гидом. Как, впрочем, и с женой. Его раздражает медлительность группы и зачастую глупые вопросы, задаваемые гиду.
Есть семьи с маленькими детьми. Все с жадностью фотографируют, и гиду приходится им напоминать, чтобы они не удалялись от тропы и не подходили слишком близко к разной живности.
Джессалин, прикрыв глаза ладонью, смотрит вдаль. Хьюго ушел вверх по крутой тропе и пропал из виду. (Уходить далеко не советую, предупредил Эктор. Держитесь в поле моего зрения.) Она-то наивно думала, что на Галапагосах они с Хьюго будут проводить время вместе, ходить, держась за руки… как бы не так.
Достаточно времени вместе они проводят в тесной каюте, и в лодке Хьюго сидит с ней рядом, но стоит только высадиться на очередном острове, как Хьюго и еще кое-кто из мужчин за компанию готовы сразу куда-то рвануть, и Эктор даже не пытается их остановить, опасаясь бунта.
Эктор с уважением относится к Хьюго. Между ними существует некая связь, недоступная белым американцам. При желании эти двое могли бы общаться на беглом испанском. Для мужчины его возраста Хьюго очень спортивен: плечи, руки и ноги – сплошные мышцы. Он всю жизнь ходил в походы, энергия из него бьет ключом. У него не сбивается дыхание, он почти никогда не опирается на стек. А уж фотографирование возбуждает его в такой же степени, в какой кружащего ястреба возбуждает жертва на земле – он должен до нее добраться!
Но Джессалин знает, как на Хьюго вдруг накатывает усталость и он засыпает в ее объятьях в считаные секунды, как младенец, проваливается в глубокий сон. Зато просыпается полный энергии, можно сказать, заряженный собой.
Она улыбается, подумав о муже с сексуальной точки зрения. Как легко возбуждается и как просто его удовлетворить.
И как же он счастлив в этом заброшенном месте! Его мечта – проснуться пораньше, выйти на палубу и снимать окутанный туманом океан и постепенно светлеющее небо. Или взобраться на самую высокую, никому не доступную вершину на острове и фотографировать окрестности.
Да, она может сердиться на мужа, но она им гордится. Любить его легче легкого, но она в него не влюблена. Как ей кажется.
Или влюблена? После брачной церемонии в консульстве.
Уайти уже не занимает в ее жизни столько места, сколько занимает Хьюго Мартинес. Если Уайти – заходящее солнце, то Хьюго – взошедшая полная сияющая луна.
Где бы я была без него?
Кем бы я была без его любви?
А главное, кого тогда любить ей? В ней просыпается нежность, словно это сама жизнь. Пока Джессалин жива, она должна кого-то любить, о ком-то заботиться.
Она уважает женщин, живущих в одиночестве, отказавшихся от влечения к другому. Но себя она не считает такой сильной, не хочет выступать в роли отважной вдовы.
Хьюго ее заставил заняться собственным телом. Женщина должна быть в отличной форме. Как мужчина и даже лучше, потому что в какой-то момент она возьмет его под свое крыло. (Шутка.) Твоя душа – не сахарная вата, готовая растаять от первых капель, а прочная и роскошная, как шелк, распалялся он. А вот Уайти не любил ничем нагружать жену: копать в саду или тащить тяжелое кресло. Стройная жена-красавица не должна отдуваться после перенапряжения. Он и сам не оттаскивал тяжелые ветви, попадавшие на их лужайку. «Для этого мы приглашаем рабочих, – говорил он. – И хорошо им за это платим. Вот почему у нас больше денег, чем у них; чтобы денежки перекочевывали в их карманы».
Наверно, он так шутил. Хотя теперь его слова не казались ей такими уж смешными.
Пингвины, кулики, чайки. Непрерывный галдеж. Камни заляпаны белым птичьим пометом. В небе движуха. Пернатые носятся туда-сюда, ныряют в воду за добычей. Охота за едой, за потреблением. Жизнь порождает жизнь. Повод то ли для расстройства, то ли для радости и уж точно
