Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
Сама столовая абсолютно не соответствовала количеству тех, кто явились сюда подкрепиться. Это была совсем небольшая комната, обложенная с пола до потолка белой кафельной плиткой, с крохотными душевыми по бокам без занавесок или перегородок, в которых стояли и, вроде, купались, несколько человек. В самом дальнем краю находилась стойка, за которой повар разливал по мискам заключенных свое варево.
– Еды! Еды! – кричали эти тощие, все косточки наперечет, человеческие существа, и налегали на стойку с такой силой, что казалось странным, как это она еще стоит на месте.
Галь внимательно посмотрела на похлебку, которую они ели. Это был измельченный порошок белого цвета, размешанный с водой. Каша, не выглядящая съедобной. Но у девушки так изнывал от пустоты желудок, что она могла сейчас слопать все, что угодно.
Когда подошла ее очередь, еда уже закончилось. Галь попросила любой другой пищи, на что повар ответил, что ей не положено, ибо ее еще нет в списках.
– Как же мне записаться? – спросила бедняжка.
– Видишь те душевые? – указал повар. – Ты должна искупаться в душевой номер пять.
– Почему именно «пять», а не, например, «семь»? Она тоже не занята, – возразила девушка.
– Потому, что через пять разомкнется круг.
Пять чего: недель, дней, месяцев, лет? Галь Лахав, в полном недоумении, обернулась на душевые, и ее вдруг одолела гадливость. Неужели она будет мыться вот здесь, на виду у костлявых сутулых мужчин? Лучше было сдохнуть с голоду! Решительно мотнув головой, она ринулась вон из этой странной и страшной столовой, сама не зная куда. Она даже не имела понятия, где ее келья! Да и была ли она ей, вообще, положена? Ведь она отказалась купаться, как все.
Бесконечный ужас бил набатом в висках бедной девушки. Черт побери, как она оказалась в этой тюрьме? Неужели навсегда? Где ей искать ее близких? Инстинкт шептал ей, что стоило проверить еще раз на шестом – последнем – этаже. Галь опрометью взлетела вверх по лестнице и ворвалась в первую попавшуюся открытую дверь.
Там, на застланной грубым, похожим на армейское, одеялом, кровати сидел Шахар Села. Он сидел неподвижно, поджав под себя колени и крепко обхватив их руками. Его пустые, как и у всех заключенных, глаза, смотрели прямо пред собою в никуда.
У Галь точно камень упал с души при виде любимого. Не раздумывая, она подбежала к нему, забралась к нему под одеяло, прильнула к его желанному телу. Однако юноша никак не среагировал на непрошенное появление бывшей подруги. Даже не повернул к ней головы. Он был холоден и неподвижен, как статуя. Сколько Галь ни ласкалась к другу, сколько ни умоляла спасти ее, все было без толку. Одеяло – и то ее не согревало.
Вдруг дверь кельи распахнулась настежь, и в нее, громко хохоча, вошла Лиат, с растрепанною черной гривой, как у ведьмы, и ярко напомаженными губами. Коротышка направилась прямо к постели, с неженской силой схватила Галь за волосы, отшвырнула ее как пушинку и заняла ее место. Усевшись сверху на Шахара, она, вся изгибаясь и тряся головой в такт бесовскому смеху, занялась с ним сексом. И, к потрясению и ужасу отброшенной на пол Галь, тело молодого человека отозвалось на грубые приставания Лиат. Он захватил ее в объятия, дал ей завладеть им, будто она была ведущей в их жутковатой паре. На глазах бедной Галь они кончали раз за разом, по прежнему не обращая на нее ни малейшего внимания. Галь хотелось бежать, но она не могла. Какая-то неодолимая сила приковала ее к месту, как и ко всей этой тюрьме, из которой невозможно было выбраться…
…Галь Лахав дико задрожала и разлепила крепко сомкнутые веки. Вокруг было темно и холодно. Ватная куртка, кое-где испачканная асфальтовой грязью, слабо ее защищала. Голова ее лежала на коленях у Наора, который задумчиво курил, пуская дым к небу. Где-то за стеной громыхала дискотека, а чуть поодаль, в гуще голых деревьев, тискались парочки.
Мысли девушки путались. Который же это был час? Почему она заснула здесь, на вонючем асфальте, в ногах у своего мучителя? Что, вообще, происходит?
– Доброе утро, – потрепал ее за плечо Наор. – Ты так громко стонала, что даже я получал удовольствие, и решил не будить тебя. С кем же ты трахалась во сне?
– Сколько времени я спала? – спросила девушка, отряхиваясь.
– Какая разница? Вот что, кисуня, раз ты изволила проснуться, то пойдем, наконец, в туалет, по нашим делам, потому, что я тоже устал и хочу домой.
– У меня нет сил, – фыркнула Галь и попыталась встать и уйти.
Наор схватил ее за рукав и пригнул обратно к себе. В его глазах зажглась не то, что злоба, а, скорее, обида. Битый час он просидел, как идиот, над этой девкой, стережа ее сон, а она уже отказывалась просто поонанировать ему. Когда Наор понял это, то почувствовал, как его разъела похоть, разбавленная сожалением. Скоро она перестанет принадлежать ему. Тот знаменитый сутенер все больше склонялся к тому, чтобы взять ее к себе, и им с дружками оставалось лишь назначить цену Галь и место сделки. Грустно будет расставаться с такой задницей! Поэтому Наор пытался урвать себе последние жирные куски, хотя сейчас ему хотелось от своей шлюхи самого малого.
– Напоминаю тебе, дура, что тебя выгнали из школы, и вся компашка тебя бросила. Я у тебя один остался. Один! Кому ты еще нужна? Я не хочу применять силу.
– Но у меня совсем нет сил! – настойчиво повторила девушка.
Наор просунул руку в джинсы и достал кружочек экстази.
– Сейчас появятся, – сказал он, кладя таблетку на язык девушке. Потом обнял ее за талию, и они вместе двинулись ко входу в помещение.
Глава 13. Заложники дружбы
Конец февраля выдался очень тяжелым. Вирусный грипп поражал учащихся школы и ее преподавателей одного за другим. И учительская, и все классы сильно поредели. Среди заболевших была и Дана Лев, чья бьющая ключом жизненная энергия была серьезно подорвана последними событиями.
Одед не поправлялся вовсе. Некоторые приписывали его гриппу символическое значение: что он заболел потому, что так и не оправился от исключения Галь, то есть, фактически, заболел ею.
В то же самое время, Шахар, получивший при падении с мотоцикла сотрясение мозга, находился дома на домашнем стационаре. После того, как его полтора дня продержали на исследованиях в больнице, и выпустили, прописав полный покой и постоянные наблюдения, Лиат, буквально, переехала к нему,
