Шум - Рои Хен
Ладно, я вижу и слышу, что вы умираете, на этом на сегодня закончим. Всем большое спасибо.
Во вторник в классе появились двое полицейских. Один говорил (свистящий голос, режущий слух), а другой разглядывал учеников, как на поверке. Свистун спросил, слышал ли кто-нибудь недавно о Йонатане Таубе. Тон сменился на угрожающий, когда полицейский разъяснял, что если кто-то прячет его или помогает Йонатану скрываться, то ему грозят большие неприятности. К концу речи его голос сделался слащавым – родители Йонатана очень, очень, очень волнуются.
Кто-то прошептал, мол, конечно, пусть он будет в порядке и все такое, но какой кайф, что отменили тест по математике! Ученики разделились на поисковые группы, но Габриэла не присоединилась ни к одной из них. Она вернулась домой и села готовиться к мастер-классу, хотя трудно назвать это подготовкой, если не двигаешь смычком. “Что случилось, красавица? – спросила мама. – Ты выглядишь усталой, может, отдохнешь?” В половине седьмого вечера, не разобрав постель и не раздевшись, Габриэла уснула. Проснулась рано утром, когда весь мир еще спал, и написала Йонатану: “Ты где?! Если снова поедешь за границу и забудешь свой телефон, я тебя убью”. Потом стерла и вместо этого отправила: “Пожалуйста, ответь”.
Утро среды началось с того, что завуч вошла в класс с пачкой салфеток и срывающимся голосом рассказала, что рано утром тело Йонатана вытащили из моря на пляже возле дельфинария в Тель-Авиве. Когда первый шок схлынул, раздался плач. Мальчики и девочки, едва знавшие его, с ужасным скрежетом сдвигали стулья, чтобы обняться.
– Из соображений конфиденциальности, – продолжала завуч шепотом, который должен был выражать сочувствие, – я не вправе рассказывать вам подробности, но у Йонатана была болезнь, которая…
– У него был рак? – с придыханием спросила ученица театрального класса.
– Не рак, – заверила завуч и тут же нарушила конфиденциальность: – Йонатан страдал психическим заболеванием. Я говорю об этом только для того, чтобы вы поняли, как важно делиться и рассказывать обо всем, что вас беспокоит. И еще очень важно, чтобы вы не винили себя. Случившееся не связано с тем, что вы сказали или сделали, и предотвратить это было никак невозможно. Даже профессиональное лечение, которое получал Йонатан, не помогло. В основном из-за того, что Йонатан отказывался сотрудничать с врачами. Я не обвиняю его, не дай бог, просто болезнь оказалась сильнее. – Она закусила губу, помолчала и продолжила: – Сердце разрывается… Невероятно жалко… Важно, чтобы мы все вместе в такой момент…
– Обалдеть. Он будто вошел в воду, чтобы потушить огонь внутри себя, – сказал кто-то из кинокласса, словно анализировал польский фильм.
Ученица в худи попросилась на воздух, потому что задыхается. Ей разрешили.
– Если кто-то чувствует, что ему нужно с кем-то поговорить… – завершила завуч и написала зеленым маркером на доске номер своего мобильного, который никто не стал записывать.
Габриэла неотрывно смотрела на муху, ожесточенно бившуюся об оконное стекло. Достаточно было самую малость приоткрыть окно, и муха смогла бы вылететь, но у Габриэлы едва хватало сил просто дышать.
На перемене она зашла в кабинет завуча, с легким щелчком закрыла за собой дверь.
– Простите, а почему вы сказали, что Йонатан был…
– Габриэла, – перебила завуч, – хочешь присесть?
– Кто вам сказал эту чушь, его мать? Она лишь думает, как потратить деньги отца, который живет за границей.
– Отец Йонатана не живет за границей.
– Конечно, живет, Йонатан недавно ездил к нему на целый месяц.
– Йонатана на месяц госпитализировали в психиатрическую клинику. Мне тоже ужасно больно, поверь. Мы пытались ему помочь. Ты сидела с ним рядом и наверняка видела порезы на его руках.
– Это не порезы, это царапины, которые оставила Собака.
– У него не было собаки.
– Ну да. У него был кот, которого он зовет Собакой, потому что у него душа собаки… но он кот.
Габриэла сама уже не понимала, что говорит.
– Может, все-таки присядешь? – спросила завуч. – Сделать тебе чай? Я была бы рада, если бы мы немного поговорили о Йонатане. Ты, думаю, поможешь мне понять, не издевался ли кто-то над ним или что-то такое. Это останется между нами. Видишь ли, это то, что сломало его в предыдущей школе, – бойкоты, буллинг. Из-за этого он и перешел к нам. Мне важно знать, не было ли чего-то подобного и у нас в гимназии.
– Я плохо его знала, – сказала Габриэла и вышла из кабинета.
* * *
Дома отец прошептал матери:
– Ты слышала о парнишке из класса Габриэлы?
– Это ужасно, – тихо ответила мама. – Может, завтра ей нужно отказаться от этого мастер-класса?
Транспорт на похороны от школы не организовали, побоялись, что случившееся скажется на репутации гимназии. Но кое-кто из учеников все же решил поехать. Они завели чат в “Ватсап” под названием “Наш Йонатан”. После сообщения “Купил поминальные свечи. Кто приносит цветы?” Габриэла удалилась из группы.
Несколько девочек из класса написали ей в приват, извинились, пожалели, что посмеялись над тем видео, и пообещали сообщить директору имена мальчиков, которые это сделали. Габриэла не ответила, но тут же кинулась искать тот ролик, чтобы увидеть Йонатана. К сожалению, его уже удалили. А фотографий с ним у нее не было.
“Кто все-таки умер? – задавалась она вопросом и не находила ответа. – Тайная любовь? Приятель? Гротескный лгун?”
“Все, кто убил себя, – припомнила она рассуждения Йонатана, говорившего с видом эксперта по самоубившимся знаменитостям, – Самсон, Курт Кобейн или долбаный Гитлер, сделали это вовсе не потому, что они хотели умереть, а потому что не хотели жить. И мало кто думает об этом важном моменте”.
Этот разговор, один из немногих, который у них случился, происходил во время перемены, когда оба остались в классе.
“Никто не хочет умирать, потому что никто не знает, что такое смерть. Но те, кто знает жизнь, легко могут не хотеть жить”.
Габриэла не думала тогда, что встретит человека, у которого хватит смелости покончить с собой. Думала, что все трусы, как она сама. Но в тот раз она уверенно ответила: “Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь”, хотя на самом деле вообще ничего не понимала. Какой стыд.
И теперь Габриэла пришла к неизбежному выводу: без нее этого бы не случилось. Если бы Йонатан не сблизился с ней, то не сбросил бы свой панцирь, свой защитный кожух. Это ее вина, она его убила.
– Извини, милая, я знаю, что ты занимаешься. – В дверях возникла мама. – Ты не пойдешь на похороны Йонатана Тауба, того мальчика из твоего класса?
Габриэлу потрясло, что мама произнесла
