Без исхода - Константин Михайлович Станюкович
— Да кто ж, как не вы, Александр Андреевич, председателем управы будет? Кому же, кроме вас? — удивилась Стрекалова.
Колосов даже обиделся от такого предположения и горько усмехнулся.
— Да хоть вы-то пожалейте меня, добрая Настасья Дмитриевна, ведь я и с предводительством-то устал.
— Но согласитесь, Александр Андреевич, что для блага общества…
— Конечно, благо общества — святое дело, но ведь человек прежде всего эгоист и о себе хочет подумать. Устал я, стар стал, и спина побаливает; ближе к старости, отдыха хочется. Как сдам свое предводительство, забьюсь в Новоселье и стану хлеб сеять; ну их со службой совсем. Земство — дело новое, трудное… По счастью, в городе уж называют будущего председателя управы.
— Кого?
— Говорят, а вы знаете, Настасья Дмитриевна, глас народа — глас божий, что выберут князя Сергия Николаевича Вяткина! — тихо проговорил Колосов, глядя на Настасью Дмитриевну с невинностью младенца.
При этой новости в сердце Настасьи Дмитриевны заскребли кошки; глаза ее как-то странно блеснули, и рука что-то очень шибко перебирала каемку батистового платка. Впрочем, Настасья Дмитриевна была дама опытная и заметила:
— Что ж… князь Вяткин весьма почтенный человек!
— И с таким старинным именем, потомок Рюрика! — подсказал Колосов.
— Да, и с именем! — повторила Стрекалова и вспомнила не без боли, что у нее нет родовых предков. — Но — entre nous soit dit[15] — князь несколько от времени отстал, — ядовито усмехнулась Настасья Дмитриевна.
Колосов не «смел спорить против этого». Напротив, «вполне соглашаясь с мнением уважаемой Настасьи Дмитриевны», он заметил, что для земства нужен был бы человек более деятельный, молодой и, главное, «не зараженный сословными предрассудками».
— Конечно, разделение сословий — историческая необходимость, но нельзя же в настоящее время быть крепостником pur sang. Земство именно должно примирить, сгладить эти различия…
— Еще бы! Слава богу, у нас выводятся татарские порядки, а земство — c’est presque une assemblée nationale![16] — тихо шепнула Настасья Дмитриевна.
— Не совсем, но почти! — улыбнулся Колосов, — и потому тем более необходим человек, понимающий требование времени.
«Только не ты!» — промелькнуло в голове Настасьи Дмитриевны.
— Ведь надо, — продолжал Александр Андреевич и даже впал в некоторый пафос, — ведь надо, говорю я, о железных дорогах подумать, позаботиться о народном образовании, наши проселки — ces routes du diable[17] — исправить! А князь, хоть и заслуженный человек, но на все это туговат; il ne comprend que[18] налево кругом да тихим шагом марш!.. — усмехнулся Колосов.
— И вдобавок глух! — пришпилила Стрекалова.
— Нам нужен человек образованный, — продолжал горячо Колосов, — человек, сознающий потребности народа и умеющий стоять на высоте своего положения… И если есть такой человек, то это…
— Кто же? — поспешила спросить Настасья Дмитриевна.
— Уважаемый всеми Николай Николаевич, — неожиданно сказал Александр Андреевич, глядя в упор на хозяйку.
Настасья Дмитриевна была поймана врасплох. Мысль о председательстве давно ею лелеялась и принадлежала самой Настасье Дмитриевне; но все приготовления делались втайне, крайне осторожно. Она не ожидала нападения с этой стороны и улыбнулась, осклабившись, словно кот, которому к морде неожиданно поднесли тарелку со сливками.
«Пробрало небось? Ужо запоешь, запоешь!» — подумал грязнопольский Талейран.
Настасья Дмитриевна и верила, и не верила искренности слов Колосова; этот задушевный, горячий тон, эта серьезная ласковость взгляда на минуту смутили ее. «Не хочет ли он занять большой суммы?» — пробежало у нее в голове. Но она скоро оправилась; улыбка быстро сбежала с губ, и вместо нее явилось выражение не то удивления, не то скорби.
— Nicolas? — переспросила она. — Спасибо, милейший Александр Андреевич, за лестное о нем мнение, но у него у самого столько дела, столько дела!.. Просто сердце надрывается, глядя, как он, бедный, работает; вы ведь знаете его слабости: разные проекты, постройки, заводы.
— Эту слабость и нужно нам! — воскликнул Александр Андреевич. — И я первый, Настасья Дмитриевна, подам голос за Николая Николаевича!
— Что вы, батюшка? Что вы, Александр Андреевич? Куда это вы меня прочите? — раздался вдруг сзади громкий голос, и в гостиную, неслышно по ковру, вошел сам хозяин, Николай Николаевич.
Он крепко, по-английски, пожал руку Александра Андреевича, громко чмокнул жену в губы и повалился в кресло.
— Куда это вы меня суете, а? Что вы, почтеннейший, Александр Андреевич? Куда нам, купцам?! Мы купцы, аферисты, предприниматели! — не без самодовольства говорил Стрекалов. — Наше дело машины делать, заводы строить, вино гнать, а вам — наставлять нас и оберегать наше дело!..
И Стрекалов раскатился громким густым смехом.
После расспросов о здоровье Надежды Алексеевны и замечаний о погоде, разговор, конечно, возвратился к предстоящим выборам.
— Да, батюшка, земство дело нешуточное; смело можно сказать: эра новая, — и перекреститься! С земством можно много чего сделать: банки завести, рельсовые пути проложить, школы, газ, водопроводы, да всего и не перечтешь!.. Новым, свежим повеяло на нашу бедную Америку! — весело говорил Стрекалов.
— Денег только разве мало, ни у кого нет, — скромно вставил Колосов.
— И деньги будут, если наш брат помещик поймет, что без технических знаний да с жизнью не по карману — ему капут. — Николай Николаевич сделал при этом энергический жест и показал рукой на пол. — Рабочий после реформ не одумался, разорен, рук много и дешевы; теперь только не зевай и пользуйся временем, дело можно делать! А делаю я дело — у меня народ сыт!
Стрекалов говорил с жаром и видимым убеждением, и Александр Андреевич не без зависти глядел на этого свободно трактующего богача, у которого такой дом, такие лошади, такие сигары…
— Вам бы и помочь делу! — промолвил Колосов.
— Куда нам?! — усмехнулся Стрекалов, хотя довольное лицо ясно говорило, что Николай Николаевич не прочь…
— Вообрази, Николай, кого хотят выбрать? — вставила слово Стрекалова. — Я уверена, ты даже и не поверишь…
— Я, Настенька, всему поверю. Скажи, что выберут полицейскую каланчу, и тогда поверю… Кого же?
— Князя Вяткина!
Стрекалов даже осердился.
— Не может быть? — обратился он к Колосову.
— Говорят, и шибко…
— Да неужели, Александр Андреевич, наша, soit disant[19], джентри не ведает бо, что творит?
— Я сам только что говорил об этом Настасье Дмитриевне…
— За титулы, что ли, его выберут? — громко горячился хозяин. — Ведь на титулы, — пора бы это понять, — нынче смотреть нечего! Я всего отставной гвардии поручик, как видите, не велика птица, — усмехнулся Николай Николаевич, — и, как знаете, не жалею, что не генерал. Теперь не генералы нужны, а деньги да ум; генералы нынче на бирже стоят слабо,
