Без исхода - Константин Михайлович Станюкович
Скоро Колосов распростился и ехал к князю Вяткину.
Он чувствовал, что к трем тысячам (а сколько могло быть за этими тремя тысячами других тысяч, — еще опыт не показал) ползет еще рука, и он решил во что бы то ни стало не допускать этой руки. «Хотя бы пришлось для этого коммунистом сделаться, которых столь боится мой почтенный друг! — думал, посмеиваясь, Александр Андреевич. — Видно, богатство развивает боязнь призраков. Чего боится? Точно у нас полиции нет!» — громко хохотал в своей коляске Александр Андреевич.
Такие мысли занимали почтенного предводителя, пока он катил по грязнопольским улицам и пока ему мерещилось много цепких рук, тянувшихся к тому же, к чему и он тянулся. «Предводительство и председательство дадут мне гонорар приличный! А мне он нужен во что бы то ни стало!»
XIII
— Каков? — говорила в тот же день Настасья Дмитриевна. — Нынче и Колосов либералом стал!
— Такие люди, как он, Настенька, чем угодно могут быть; где выгодней, там и они. Колосов умен, а с умными, хоть и фальшивыми, людьми лучше иметь дело, чем с честными, но крепкоголовыми Вяткиными.
— И ты думаешь, Вяткина выберут?
— Бог их знает. Колосов имеет влияние и вряд ли допустит!
— Чтоб попасть самому?
— Ну, и это вряд ли! Репутация его пошатнулась, он кругом в долгах, поговаривают о растрате каких-то сумм…
— А ум, влияние?
— Пожалуй, и это не вывезет…
— А мы, Nicolas, как? Двигаемся ли? Ведь скоро собрание.
— Мы, мой друг, находимся пока в неопределенном положении; впрочем, шансы на успех есть. Купцы подадут голоса за меня, некоторым из них, менее сговорчивым, обещал вино отпускать дешевле… Нельзя! — улыбнулся Николай Николаевич, — что твоя Англия: мирволь избирателям! Евграфу Ивановичу дал полтораста рублей взаймы, редактору «Чижика» триста на издание брошюры о моей фабрике, кстати и о больнице скажет, Тиханов вчера взял сто рублей; отказать невозможно, хоть и жаль давать этим бездонным бочкам на шампанское…
— Свое-то этот Тиханов на танцовщиц спустил, а теперь побирается! — заметила презрительно Настасья Дмитриевна. — Отдачи ждать, конечно, нечего!
— Понятно, кто же от Тиханова может ждать возврата денег! Голосит, болтун, везде бывает, говорит неглупо и тоже избиратель! — смеялся Стрекалов. — Вот с духовенством, Настенька, трудно сладить, ничего в толк не берут, хоть ты им кол на голове теши. Упираются, да и баста! Мы, говорят, по-божески, как бог велит. Нам, мол, все равно, как прочее общество. Столкуй с ними, с этими гражданами-избирателями!
— А хорошо было бы, если бы тебя выбрали. Ты ведь такой разумный да честный, Николай! — проговорила Настасья Дмитриевна и нежно поглядела на мужа. — Тогда бы и концессию скорее получил.
— И все тебе обязан, мой друг. Кто подал мысль? Ты — мой первый министр!
— Ты бы много добра сделал! Ты, во главе, повел бы земство по честному пути! — продолжала жена, и на ее, обыкновенно холодном, лице появилась даже умиленная улыбка. Она с гордостью смотрела на мужа, точно уж он, в самом деле, сам во главе, вел «земство по честному пути».
И Николай Николаевич растрогался, и лицо его расплылось в нежную улыбку.
Ввиду возможности выбора Колосова (Стрекалов сильно не доверял ему) Настасья Дмитриевна решила тотчас же ехать к Борщовой и разузнать. Разумеется, Николай Николаевич одобрил это намерение.
— Поезжай, Настенька, ты ведь всегда и во всем моя лучшая помощница!
— Еще бы! — ответила Настасья Дмитриевна.
И взгляд ее точно объяснял: «Кажется, смешно и сомневаться. Я умею исполнять свои обязанности».
— А что, мой друг, комната Черемисова готова? — спросил Николай Николаевич.
— Давно. Когда же он будет?
— Вероятно, завтра. Обещал по крайней мере.
— И пробудет год?
— Год.
— Хорош ли только этот Черемисов? Знаешь, как восприимчив Федя.
— За это не тревожься. Я не возьму какого-нибудь говоруна и пустомелю. Алфимов его рекомендовал как дельного и солидного молодого человека. Я сам с ним с час говорил и остался в восхищении; говорит просто, фактично; знает, видно, много. Говорят, в фабричном деле и по химии собаку съел, я еще его потом сманю на завод. Толковый парень и, кажется, с таким умом, что деньгу нажить может и не маленькую!
— О цене спорил?
— Нет, не спорил, так как я цену дал хорошую: сто рублей в месяц. Впрочем, как кажется, деньги не презирает небось, как эти шатуны-строчилы, вроде этого мерзавца Крутовского! Все обусловил, обо всем переговорил, такой практичный, даже определил, сколько времени заниматься, ну и явочные акты признает! — не без сочувствия прибавил Николай Николаевич. — Мы заключили домашнее условие!
— Кто он такой?
— Этого, Настенька, не скажу. В откровенности он не пускался, да и, видно, вообще попусту разговаривать не любит. Больше о деле говорили… Солидный молодой человек!
— Дай-то бог! — проговорила со вздохом Настасья Дмитриевна, уходя из кабинета.
Стрекалов сел к письменному столу и стал разглядывать карту грязнопольской губернии. Долго он сидел над ней, водил, по карте карандашом, соображал, рассчитывал и мысленно покрыл сетью железных дорог всю грязнопольскую губернию.
«Да, если бы к богатству да немного власти, много, много добра можно сделать на свете!» — думал Стрекалов, улыбаясь своей мысли. В голове у него носились широкие планы: Грязнополье представлялось маленьким Нью-Йорком, а сам он созидателем; везде газ, везде ватерклозеты, макадам, омнибусы, заводы, фабрики, фермы и коттеджи.
— Да, — прибавил он, — с властью и деньгами все возможно.
А Настасья Дмитриевна в это время собрала у Борщовой все нужные сведения: узнала, что Вяткин вчера приехал, что Колосов «интригует», и достала номер столичной газеты, где напечатана была биография Колосова. Она с восторгом прочитала статью, не без радости везла ее мужу и даже к автору этой статьи, Крутовскому, чувствовала нечто вроде благодарности.
Но пока она везла «биографию» Колосова, почтальон принес Николаю Николаевичу письмо из Петербурга, в котором один из приятелей Стрекалова поспешил прислать номер газеты с только что напечатанной корреспонденцией из Грязнополья, в которой не без юмора и не без хлесткости описывался, разумеется, под вымышленным именем, Стрекалов и его проделка с рабочими, освещенная надлежащим светом.
Прочитав статью, Николай Николаевич быстро отодвинул карту, над которой сидел, и вскочил как ужаленный; он хотел было немедленно ехать к губернатору, однако одумался и
