Мой «Фейсбук» - Валерий Владимирович Зеленогорский
Сорок минут из аэропорта, и вот они уже на улице Монтень, и перед ним Плаза А тени — любимый вот уже пять лет отель, любимый номер на восьмом этаже с террасой и панорамным видом на Эйфелеву башню; спальня выходила во внутренний дворик, и там спалось, как у бабушки на даче под Магнитогорском на заре туманной юности; он привык жить здесь и никогда не изменяет этому отелю, как любимой женщине, которая с годами нравится еще больше.
Вечером встреч не было, он решил поспать, а потом сходить на ужин к Дюкассу, в единственный мишленовский отельный ресторан во всем Париже.
До ужина он спал, потом собрался и решил пройтись на Елисейские Поля, нагулять аппетит, чтобы ощутить всю прелесть кулинарных фантазий лучшего повара в мире.
У ресторана «Фукетс» его окликнули по имени, на террасе сидела его попутчица в шикарном прикиде, похожая больше на вдову Ротшильда, чем на скромного вице-президента с нескромными доходами; так бывает в России — у нас особый путь.
Она пила «Кир Рояль», и бокал был уже не вторым и не третьим; он присел рядом и тоже выпил местной достопримечательности.
Вечерний Париж имеет странную особенность: стоит вам присесть на бульваре в открытом кафе, и вы уже в этой карусели, вы сидите, и у ваших ног проходит весь мир в буквальном смысле, такой толпы нет ни в Лондоне, ни в Милане, ни в Риме на площади Испании, нет нигде ни в Старом, ни в Новом Свете.
Он не заметил, как выпил пяток бокалов, и журчащий голос спутницы загипнотизировал его, лишил воли. Через час они встали и пошли к площади Звезды, она уже держала его под руку, жарко и по-хозяйски, он не сопротивлялся, потом еще долго сидели возле Института человека в простеньком кафе, ели мидии в томатном соусе и пили старое бордо, и она нервно играла перламутровыми пуговками на своей блузке с бельгийскими кружевами.
Он был в тумане, Париж тоже, и эта опасная игра его интриговала, и от этого наваждения было не спастись.
В очередной раз они встали и оказались на пустынной площади Трокадеро, там гулял только ветер и они одни во всем Париже.
В какой-то момент она приблизилась к нему настолько, что он услышал, как щелкнули ее дорогущие импланты; он знал клинику, где делают такие зубы, в Лондоне; стоили они ровно как «Бентли»-кабриолет.
Этот звук, и красный сочащийся язык, и помада алая, как португальские помидоры, отрезвили его, он понял, что сейчас пропадет, что эта кошка растерзает его прямо здесь, на виду у старой башни недооценного парижанами инженера Эйфеля.
Он мягко отодвинул ее, и они молча пошли к себе на Монтеня, не произнеся больше ни слова.
В баре отеля он хотел загладить неловкость и предложил выпить кофе, но она не стала, удалилась в свою нору, недовольная тем, что добыча ускользнула.
Он вернулся в номер и сразу позвонил жене, ему так хотелось своей кошки, он позвонил, она сразу ответила, и они поговорили ни о чем, просто ни о чем, как дети, как ты, что нового, а потом он неожиданно сказал, что хочет, чтобы она приехала, завтра. Удивленная, обрадованная, она согласилась.
Он позвонил помощнику и распорядился о рейсе в Москву, а потом лег спать. Во сне к нему приползла гиена, но он даже не взглянул в ее сторону, в своем лесу он был хозяином.
Когда самолет заходил на посадку в Шарль де Голль, выглянуло солнце.
Их с кошкой ждал Южный Прованс.
Москва. Центр. 17.22
Две подмосковные старшеклассницы, приехавшие посмотреть на богатую жизнь, два будущих гастарбайтера, одна старуха на толстых, будто слоновьих, ногах, ветеран ВЧК-МГБ, пара молодоженов из углеводородного региона, один бомж, один молодой человек из мэрии и два персонажа из кафе «Пушкин».
Их всех собрал на «зебре» возле Пушкинского сквера случай, причудливый и неповторимый, как наша жизнь, у них у всех разные цели и задачи.
Малолетки, удравшие с уроков, спешат в «Макдоналдс», там у них будет счастье, их будут кадрить взрослые мужики, но ничего плохого не случится, девчонки вернутся к себе в рабочий поселок живыми и невредимыми.
Два южанина спешат в метро — там мобильный офис по изготовлению фальшивых регистраций, южане купят их на последние деньги, зашитые в трусы еще на Памире; уже вечером они станут счастливыми рабами ЖКХ где-нибудь в Гольяново и забудутся на тюфячке на дне колодца теплового пункта, где у них будет и стол и дом.
Старуха на двух палках дойдет до аптеки «36,6», купит себе но-шпу и валокордин на целый месяц и вернется к себе, в дом с балериной на башенке.
Она одинока, ее лучшие годы прошли во внутренней тюрьме Лубянки, где она охраняла врагов народа. Люди там были интересные: писатели, командармы; их жены дарили ей колечки и горжетки, горжетки истлели, колечки ею проедены в послеперестроечное межвременье, но она еще скрипит и умирать не собирается.
Молодожены с пакетами из «Зары» сияют счастьем: они приехали в свадебное путешествие, у них все хорошо, есть деньги на ипотеку, есть машинка-японка в кредит.
Они были на Красной площади, в Кремле и в музее Пушкина, они дойдут до «Белорусской» и на Лесной, в комнатке старой учительницы, упадут на диванчик, где умер когда-то ее парализованный муж.
Бомж, в отличие от Венички, дойдет до Кремля, а уж потом поедет на Курский вокзал — спать под вагонами, и будет видеть в угольной ночи свой дом на улице Обуха, квартиру в котором, наследство от родителей, потерял исключительно своими усилиями при содействии «черных» маклеров.
Он тоже не сетует: весь мир у него в кармане, он так считает, хотя считать ему в своем кармане решительно нечего.
Мальчик из мэрии дойдет до столовой на улице Чаянова и получит свою первую взятку за крючок на одной бумажке; он волновался, боялся провокаций со стороны карательных органов, но обошлось. Взятка маленькая, но оплатить недельный отпуск в Турции получится, и подружка в конце концов отдастся ему, как спонсору путешествия.
Два человека из кафе «Пушкин», невероятным образом попавшие в эту толпу, пойдут разными дорогами.
Господин в золотых очках не даст денег своему непутевому родственнику в мотоциклетном облачении богатого байкера, который провожает его до перехода.
Господин утонет в салоне дорогого авто и уедет к себе в Горки-8, там он сядет у камина и станет пересчитывать деньги, он любит это дело,
