Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
– Мои учебники! – дико вскричала Лиат.
– Это же директорский автомобиль! – сказал Ран, указывая пальцем вниз.
Озабоченная владелица злополучной машины уже выбежала наружу и вскинула обезумевший взгляд на окно, через которое вылетел ранец. Миг спустя она исчезла в помещении.
– Сейчас она сюда явится! – схватилась за голову Дана, не зная, что ей предпринять.
– Все Галь, тебе настал конец! – повторял шепотом Одед, цепляясь за руки Эреза, который его держал, словно в железных тисках.
– Она пропала! – бормотала Шели, зарыв лицо в рубашку Хена.
– Я не дамся ей живой! – вдруг завопила, покрыв их сдавленные возгласы, преступница. – Я не дамся никому из вас! Понятно?
Наор, подбоченясь, пропустил эти несколько слов в одно свое ухо, и выпустил из другого. Кому, как не ему отдавалась красавица уже столько недель, и будет еще отдаваться, пока он не сплавит ее сутенеру, о котором ему сообщили братки! С тем человеком уже велись переговоры. Мейталь, обхватившая своего валета за плечо, также сохраняла на этот счет спокойствие. Перед ней копошилось бодатое стадо, по которому сейчас пройдутся палкой, а она выйдет из побоища нетронутой. Вот это будет чистое удовольствие!
– Дайте мне пройти! – неистово кричала Галь, пытаясь растолкать плотно обступивших ее одноклассников. Лиат, вцепившуюся ей в гневе в пояс джинсов, она тащила за собой.
– Ты никуда не пойдешь! – пронзительно отозвалась с порога директор, заставив всех замолчать. Когда тишина восстановилась, она рявкнула: – Кто выбросил ранец из окна на мою машину?
– Она! – воскликнула Лиат, тыча пальцем прямо в грудь Галь. – И это был мой ранец!
Директор оглядела обеих злобными глазами, и, без лишних расспросов, распорядилась вести их к себе в кабинет.
Галь задергалась, опять попробовала вырваться, ухватившись, по примеру той, кого она била, в свой ранец. Однако он подвел ее, вывалившись прямо под ноги толпе, и в нем раздался глухой стук. Золотистая вязкая жидкость потекла по полу, стекая в щели между плитками, и крепко ударила в нос близстоящим.
Хен склонился над упавшим ранцем и вытащил то, что осталось от его вчерашнего виски. Бутылка с продырявленным горлышком была пуста наполовину.
– Воровка! – с трудом процедил он сквозь зубы, подняв свою злосчастную находку так, чтобы все сумели ее рассмотреть, и, крепко схватив неблагодарную, выволок ее из класса в коридор.
– Алкоголь в моей школе! – скрежетала зубами директор. – Хулиганство! Ломанье машин! В моей школе! Обеих, обеих ко мне в кабинет! Надоело!
Одна шеренга одноклассников бежала по пятам за истеричной Галь, вторая – за ревевшей от несправедливости Лиат. Дана шла во главе всего выводка рядом со своей начальницей. Шахар молча шагал в конце. Двери других классов распахнулись, и высыпавшие из них ребята тоже невольно присоединялись к отряду, ведущему бывших ближайших подруг на расправу.
Вскоре возле администрации, куда они завернули, скопилось столько непрошенных зрителей, что секретари разгоняли их собственноручно, но тщетно. Особенно жарко было возле самого кабинета директора, где Хен, Одед и Шахар встали на стражу, закрывая вход собственными телами. Шели тесно прижималась к своему другу, прислоня ухо к двери. Там, между четырмя участницами драмы: Галь, Лиат, Даной и директрисой творилось сейчас нечто невероятное.
Директриса бесновалась. Все яростные слова, приправленные резким начальственным тоном, вылетали из уст ее, точно пули. Все хулиганские выходки Галь выкрикивались ей в лицо. Лиат перепадало тоже. В конце концов, гнев ее коснулся и всего паршивого класса Даны Лев, которой припомнили и родительское собрание, и тот пресловутый скандал, после которого класс был распущен, и общую деградацию ее учащихся. Все, кто это слышали, кому надоело страдать из-за раскола неразлучной шестерки, втайне жаждали, чтоб Галь уже убрали с глаз долой. И действительно, ведь все началось с нее, с распада ее романа. Черт побери! Это была воистину роковая девчонка, которая даже не могла расстаться с парнем так, чтоб не задеть при этом всех окружающих!
– Ты – прогульщица, драчунья, хамка, исчадие ада! – раздавалось из кабинета в адрес Галь. – Ты… У меня уже нет слов! Ты съехала с катушек, что ли? Все педагоги жалуются на тебя. Все твои одноклассники от тебя отвернулись. Кому, вообще, какое дело до твоей личной жизни, до твоих отношений с твоим бывшим парнем? Почему это должно быть актуальным для всего твоего класса? А алкоголь? Разве ты первоклассница? Не знаешь школьные порядки? Что нельзя приносить алкоголь на занятия? Не прикидывайся мне идиоткой! – вдруг вскрикнула директор так, что те, кто стояли вплотную к двери, отшатнулись. – Не мотай головой, как дура! Ведь я же знаю, что ты вовсе не глупа, а просто выбрала такой стать. Наплевала на всех. Ты на всех наплевала, на твою маму в том числе. В моем праве сейчас проявить беспощадность и вызвать для тебя полицию, за хулиганство и за мою побитую машину, но из жалости к твоей маме я не отправлю тебя прямо сейчас за решетку.
– Что она такое говорит? – чуть живая, спросила Шели.
– Правду, – бесстрастно ответил Хен, и покрепче обнял ее.
Одед и Шахар, налегавшие на дверь с обеих сторон, подобно стражникам, с неизьяснимым ужасом переглянулись, думая каждый о своем. Перед ними выстроился лес голов с широко раскрытыми глазами. Одна из секретарш проталкивалась через этот лес, неся порванный ранец Лиат, завязанный узлом, чтобы книги опять не высыпались, и остановилась перед самым входом в кабинет, не решаясь постучать, чтоб отдать ранец его владелице. Шахар молча принял ранец своей девушки и кивком поблагодарил. А там, судя по смыслу, нападали уже на саму Лиат.
– Тебя тоже бы не помешало как следует наказать, за тот самовольный уход с занятий и за сегодняшнее, в назидание всей вашей компашке слюнтяев, возомнивших себя взрослыми людьми! – громко произнесла директор.
– При чем здесь я? – взорвалась девушка. – Ворвалась чокнутая в класс, набросилась на меня с кулаками, оскорбила, вышвырнула мой ранец в окно, а я еще и виновата? Ну и ну!
– Почему все самое гадкое в вашем классе происходит только между вами двумя!?
– Это наше личное дело! – дерзко отвечала Лиат. – Но я ничем не нарушала устава школы, и, если и должна пострадать, то только из-за нее! Это она одна во всем виновата! Она ненормальная! Больная! Ей нужен сумасшедший дом, а не тюрьма! Тюрьма – это место для вменяемых преступников.
"Дана, Дана, скажи же что-нибудь! " – молился про себя Одед Гоэль, которому стало дурно при одном лишь упоминании о тюрьме, куда могли посадить Галь. Да, пусть она не в себе, но не перенесет своего задержания. Это будет слишком жестоким ударом для нее при ее состоянии. Как же эта властная мегера не понимала очевидного: что бедную Галь распирало непомерное для ее нервов страдание, и что вместо угроз и нотаций ей
