Да здравствует жизнь! - Софи Жомен
Роза вытерла руки тряпкой и бросила ее на стол.
– Не переживай из-за этого, Пакита, ¡eres demasiado joven para pensar en eso[23]! Ешь все, что тебе нравится, и точка!
Пакита улыбнулась. Родители всегда были на ее стороне. Всегда.
Список моих запретов
Носить юбки, короткие платья и шорты
Топы на бретельках и короткие рукава
Пояс для чулок (со смеху еще никто не умер)
Просвечивающая одежда
Фотографироваться в купальнике
Приходить в бассейн без парео
Заниматься любовью при свете дня
Принимать ванну или душ вместе с Элиоттом
Примерять одежду перед подругами
Говорить с матерью
Есть жирное или сладкое на глазах у других
Носить раздельный купальник
Танцевать на вечеринках
Ходить в спортзал
Петь на публику
Родить ребенка…
Глава 8
Если в субботу утром начнется сумасшедший наплыв народа, меня это совсем не удивит, поскольку я собираюсь выйти на пробежку. Последний раз я надевала кроссовки минимум лет пять назад, как раз перед нашим отпуском на Канарах, – тогда я вбила себе в голову, что перед отъездом мне надо сбросить пять-шесть кило… Но тогда я отказалась от этой затеи уже через пять минут.
На это раз я не ставлю никаких грандиозных целей, но… кто знает.
Элиотт выходит из спальни в шортах и оглядывает меня с головы до пят.
– Я красивая?
Как будто, чтобы бегать, нужно быть красивой… Но мне всегда нужно ободрение, без него никуда.
– Красивая, только в этих спортивных штанах ты умрешь от жары.
– Это единственное, что я могу себе позволить.
– Тебе было бы легче в шортах…
– Слушай, я смогла убедить себя побегать, не надо требовать от меня еще и луну с неба!
Элиотт с удовольствием готов составить мне компанию, но от последнего замечания морщится, потому что не понимает меня – впрочем, как и почти всегда. Однако он знает: лучше меня не дразнить, иначе я в мгновение ока могу передумать.
– У меня приличный вид, точно? Я не похожа на слона?
Элиотт качает головой и улыбается.
– Нет, солнышко, ты похожа на девушку, которая собралась на пробежку. Давай, пошли!
Еще не слишком жарко, и мы решаем бежать вокруг озера в парке Сен-Пьер. Я всегда любила это место – зеленое, огромные деревья дают густую тень, и находится все это великолепие в каких-то двух шагах от нашего дома!
Вперед, начали!
Еще очень рано и в парке нет никаких толп – то что нужно. Мы немного разминаемся и переходим на бег.
Ситуация просто эпическая: я надела плохой бюстгальтер, и моя совсем маленькая грудь второго размера подпрыгивает чуть ли не до самого горла. Это невыносимо, к тому же я просто подыхаю от жары, но все-таки нахожу в себе силы продержаться хотя бы десять минут.
С пылающими щеками, мокрая, как Чарли Инглз[24] после колки дров, я останавливаюсь, наклоняюсь вперед и, держась за бока, тяжело отдуваюсь.
– О, да это совсем неплохо! В следующий раз пробежишь пятнадцать минут, потом двадцать, и вот увидишь – тебе даже понравится! – горячо убеждает меня Элиотт.
Размечтался! Сам-то свеж, как огурчик. Меня это нервирует… Наверное, он сжег не больше пятидесяти килокалорий – бедняга был вынужден бегать со мной в стариковском темпе.
– Пить хочешь?
Он протягивает мне фляжку с водой, которую не выпускал из рук во время пробежки, и широко улыбается.
– Можешь собой гордиться.
– Не уверена, что захочу это повторить, у меня колени не выдержат…
– Наоборот, колени скажут тебе спасибо! Погуляем по парку, чтобы отдышаться?
– Ты серьезно? Тебе-то это даже не нужно!
Он улыбается одними уголками губ – его улыбка всегда сводила меня с ума.
– Нет, но это предлог, чтобы подольше разглядывать твою футболку.
– Что?
Опускаю глаза: от пота у меня на футболке между грудями образовался мокрый треугольник, сквозь который просвечивает кружево бюстгальтера. Класс!
Элиотт подходит вплотную и целует меня в губы. Вот так. Киношный поцелуй посреди парка – на нас оборачиваются бегуны, а старички, выгуливающие своих собачек, закатывают глаза к небу. Смотрите все, это мой парень!
– Знаешь, что тебе нужно? – говорит он мне по дороге домой.
– Не знаю, но думаю, ты мне сейчас расскажешь.
– Побольше таких трудностей, как эта.
– Или побольше визитов к недоумку-доктору, который внушает мне, что я в чем-то виновата, – ты это хочешь сказать?..
Я ведь не дура и понимаю, что неожиданное желание бегать – хотя я ненавижу бегать, – это попытка что-то доказать тому, кто заварил всю эту кашу. «Вы толстая, вы потенциальная преступница, детоубийца!» – именно так я восприняла его слова и бессознательно соглашаюсь с ними. Доктор нащупал мое уязвимое место. Это совершенно несправедливо, но как есть.
Элиотт останавливается посреди тротуара и берет меня за руки.
– Марни… Знаешь, почему чувство вины – это зло?
– Потому что оно мешает нам двигаться вперед?
– Угу. Поэтому пошли его подальше и оставь в прошлом. Забудь об этом визите и живи своей жизнью. А рожать ребенка прямо сейчас мы не обязаны, согласна? И даже не сейчас, а вообще. Мы ничего не обязаны.
На глаза у меня наворачиваются слезы, потому что он любит меня, потому что он всегда так добр ко мне, потому что он – моя главная опора. С первого же дня.
Я бросаюсь к нему в объятия и крепко прижимаю его к себе.
– Спасибо…
* * *
Естественно, на следующий день у меня ломит все тело, я еле переставляю ноги. К черту этот спорт с его мучениями! А вот Элиотт повторил забег. Но на этот раз с приятелем, более соответствующим его уровню.
Уже в десять утра я валюсь на диван, намереваясь намазаться кремом от боли в мышцах, и просматриваю свой «список запретов», который всегда лежит на тумбочке. И вижу, что Элиотт напротив строки «Заниматься любовью при свете дня» приклеил стикер с надписью:
«Никогда не устану тебя убеждать, что твоя задница – самая красивая в мире!»
Мое негодование длится не больше двух секунд. Обожаю его!
Я массирую себе мышцы, морщась от боли, и вдруг в дверь кто-то звонит. На мне все еще ночная рубашка, но она достаточно длинная, чтобы в ней можно было открыть дверь. На пороге я с удивлением вижу Фран.
– Та-дам!
Она подносит мне к носу пакет, полный свежей выпечки.
– Проходила мимо твоего дома, а парень, который делает у вас уборку, оставил дверь открытой, этим я и воспользовалась. Но, может, я не вовремя? – спрашивает она, переводя взгляд на мою рубашку.