Симпатия - Родриго Бланко Кальдерон
— Да без проблем.
— Это еще не все. В своем отчете я должен не только «эксгумировать» умственное состояние генерала Айялы в последние дни, но и дать понять, что это состояние поставило его в уязвимое положение, благоприятное для таких выскочек, как ты, желающих заграбастать деньги и собственность старика. Ничего личного, Улисес. В этой заднице каждый должен соображать, как ему выжить. Понимаешь?
— Прекрасно понимаю, Мигель. Не понимаю только, почему ты мне-то это все рассказываешь.
— Потому что ты мне понравился, — ответил Ардилес, приподняв стакан. — К тому же этот отчет — часть фарса. Дело выиграет тот, у кого связей наверху больше. Ты или твоя жена.
— Бывшая жена.
— Да, точно. Бывшая жена. Выпьем за это. Может, еще по одной, а потом ты мне покажешь собачье кладбище?
— Сейчас пойдем. А что именно тогда случилось с Мартином, можно узнать?
Мигель Ардилес поболтал жидкость в стакане и ответил:
— Старикан винил себя в смерти жены. Всем говорил, что это он ее убил.
16
Отделавшись наконец от психиатра, Улисес Кан вернулся в библиотеку и снова улегся в кресло. Пока клевал носом, вдруг обратил внимание на столик у стены. Столик был деревянный, полукруглый и держался на единственной ножке, похожей на бильярдный кий: сверху вниз она сужалась и почти вонзалась в старый паркетный пол с обшарпанными дощечками. От этого столика Улисес и взял стул, когда со своим странным осмотром явился подвыпивший эксперт.
Улисеса всякий раз охватывала тревога, когда во время ежедневного обхода дома он обнаруживал какой-нибудь шкафчик, бар или старую рекламную листовку, которых прежде не видел. Что-то — неважно, что именно, — день за днем было у него под носом и оставалось незамеченным. Например, этот дурацкий столик. И Улисес явно опять уснул, потому что услышал шаги, щелчок открывающегося замка и увидел, как полукруглый столик поднимается. Не взмывает вертикально, левитируя, а прижимается столешницей к стенке. Ножка оторвалась от пола и поползла вверх, словно дуло орудия, управляемого на расстоянии. А потом небольшой участок паркета открылся, как люк подводной лодки, и оттуда возник сеньор Сеговия.
Паркет приходился ему по пояс, как будто он стоял посреди болота. Из отверстия он достал небольшую коробку, положил на пол и преодолел последние ступеньки скрытой лестницы, ведущей из библиотеки в тайник. Закрыл люк, вернул столик в обычное положение и посмотрел на Улисеса, улыбаясь своей древесной улыбкой.
«Сейчас он меня разбудит», — подумал Улисес. Но сеньор Сеговия только показал на коробку и заговорил:
— Думаю, лучше вам забрать это к себе домой, сеньор Улисес. Как бы снова не пожаловали такие гости, как сегодня.
Улисес попросил объяснений: что это за коробка, давно ли он следит за ним из тайника под библиотекой, почему опасается новых гостей. Однако Сеговия махнул рукой, как бы говоря «потом, потом».
— Пока что заберите ее домой, — повторил он. — Надеюсь, вы уже сменили замки?
— Нет.
— Тогда смените завтра же, сделайте такую милость. Я вам дам телефон одних знакомых сеньора Мартина. Они занимаются установкой замков. Скажете, что вы зять генерала Айялы. Только, ради всего святого, заберите коробку.
Улисес согласился и поехал с коробкой домой. Надин по-прежнему не объявлялась. Он позвонил ей, но, как и в предыдущие дни, она не подняла трубку. Он вдруг испугался, что в коробке может быть голова. Сеньоры Альтаграсии, к примеру.
Но внутри ничего интересного не оказалось. Древняя нечитаемая фотокопия рукописи под названием «Пес Невадо. Историческая легенда» (1923) за авторством Тулио Фебреса Кордеро, упакованная в прозрачный конверт, спрятанный, в свою очередь, в картонную папку с потрепанными завязками. Любовные письма к Альтаграсии. Письма от бывших однополчан. Внимание Улисеса привлекли два послания от некоего адвоката Родригеса, которому Мартин поручил найти его биологических родителей, но поиски, судя по всему, не дали никакого результата. Во втором прозрачном конверте лежали свадебные фотографии Мартина и Альтаграсии и детские снимки Пауля с Паулиной. Улисес поднес к глазам тот, на котором Мартин держал младенцев на руках, а на обороте было написано: «Мои два бутузика, каждому по три месяца, вместе шесть». Но большую часть коробки занимал исполинский печатный текст, переплетенный в три тома: «Элизабет фон Арним. Собрание сочинений. Том I. Том II. Том III. Перевод Альтаграсии Баутисты».
Это понравится Надин, подумал Улисес. И принялся медленно листать один том, как будто Надин должна была вернуться тем же вечером. Он знал, что она не вернется, но не мог не цепляться хоть за какую-то форму ожидания. В конце концов, это и определяет брошенного и отданного в систему усыновления сироту: ожидание. Неустанное ожидание того, кто никогда не придет.
На следующее утро Улисес позвонил по телефону, который дал ему сеньор Сеговия. Пришлось выбрать два дорогущих замка «Мультилок», потому что других в продаже не имелось.
— У вас двадцать минут, чтобы заплатить онлайн, — сказала женщина по телефону, — после этого наличие замков не гарантируем, а возврат средств занимает пять рабочих дней.
— Окей, — сказал Улисес и скрестил пальцы, чтобы интернет не гикнулся в самый нужный момент.
Повезло, оплата прошла. Он снова позвонил и назвал номер транзакции.
— Принято, сеньор Кан.
— Отлично. Во сколько можете прислать мастера? Помните, я говорил, что мне нужно сегодня.
— Сейчас узнаю. Пожалуйста, не вешайте трубку.
Улисес услышал приглушенный шум и голос женщины, говорившей с кем-то по другому телефону: «Франклин», «Валье-Арриба», «два „Мультилока“».
Мастер сможет подъехать с двенадцати до пяти примерно. Установка не включена в стоимость. Заказываем?
— Да, будьте добры.
Улисес позвонил в «Аргонавты»:
— Сеговия, я тут решаю вопрос с замками. До вас вряд ли сегодня доеду.
— Хорошо, сеньор Улисес.
— Поруководите там за меня Северо, ладно?
— Конечно, сеньор Улисес.
Улисес отключился. Его немного разочаровал кроткий, совсем не заговорщицкий тон Сеговии. Разве у них нет общей тайны?
Он лежал в гамаке у балкона и смотрел на коробку, стоявшую на столе посреди гостиной, словно крошечный катафал к в ожидании процессии. С другой стороны, какая же это тайна? В коробке не нашлось ничего компрометирующего. Обычные вещи, след человека, прекратившего существовать. Планеты, вращающиеся по своим орбитам на бдении по мертвому солнцу.
Он повернул голову к окнам и в который раз поразился красоте ослепительного неба. Идеальный климат Каракаса — единственное, что оставалось неизменным в гуще хаоса. Климат и хребет Авила, который отсюда, с его балкона в Валье-Арриба, виден во всем великолепии.
Он взял телефон, набрал номер Надин. Ему нужно было услышать гудки, превращавшиеся у него в воображении в колокольный звон какой-то постапокалиптической
