Симпатия - Родриго Бланко Кальдерон
— Она йогу преподает. Прожила три месяца в Индии, в ашраме. Собственно, этим и ограничилась. Но после возвращения сразу начались проблемы.
— У Надин есть дочь?
Он вспомнил шрам на животе. Шрам говорил яснее любой книги и любого фильма, но Улисес не смог его понять.
— Да.
— Сколько ей лет?
— Три. Совсем скоро уже четыре.
— А где она?
— Здесь, со мной.
— А Надин почему ею не занимается?
— Мне сперва придется вам рассказать, почему мать Надин не занималась своей дочерью. Это долгая история.
— А отец?
— Вот об этом я и хотела с вами поговорить. Но сначала мне нужно было узнать, с кем встречается Мария Элена. Вы вроде бы приличный юноша. Это успокаивает. Муж у Марии Элены сложный. Ну и она тоже делу не помогает, по правде говоря. Хотя в глубине души человек неплохой.
Улисес не понял, относилась последняя фраза к Надин или к мужу.
— Они до сих пор женаты?
— Да. И в таких случаях я стараюсь предупредить заинтересованного. Если получается, конечно.
— Вы хотите сказать, что такое с ней не в первый раз?
— Не в первый. Мне правда очень жаль, Улисес. Иногда я даже спать не могу, все думаю об этом. Мария Элена плохо кончит. Это мне понятно. Но я хотя бы пытаюсь сделать так, чтобы трагедия не затронула других.
Через пару часов приехала Надин, как будто вернулась из заслуженного отпуска. Первым делом она расспросила про коробку. Улисес рассказал, что сеньор Сеговия сдал ее ему на хранение.
— На неделе приходил странный тип. Заявился пьяный. Его Паулина наняла, делать психологическую аутопсию Мартина.
— Что такое психологическая аутопсия?
Улисес постарался передать суть дела словами Мигеля Ардилеса, а сам в это время думал, какое лицо станет у Надин, когда он назовет ее настоящим именем, Мария Элена. Но продолжал говорить. Упоминал о подробностях, которых раньше не замечал. Поведал про сон и кошмары в кресле с регулирующейся спинкой, про тайник, в котором прятался Сеговия, про коробку и про переводы Элизабет фон Арним, сделанные сеньорой Альта-грасией. Даже впервые рассказал про тетрадку, но не про длинное письмо. Всего за неделю, судя по словам Улисеса, произошло столько всего интересного, столько всего необычайного и непонятного, что Надин явно начала жалеть о своем отсутствии.
Она сходила на кухню и принесла бутылку вина. Налила два бокала, протянула один Улисесу, а сама улеглась на диван. Казалось, она полностью сосредоточена на бокале, словно история лилась из этого маленького колодца с кровью, а слова Улисеса Она смаковала ушами, как изысканное вино. И ее слушание было так прекрасно, она так пытливо воображала все действия Улисеса, что тот впервые в жизни взглянул на себя со стороны и увидел, как он красив. Красив настолько, что его вдруг посетило абсурдное желание стать Надин, чтобы идеальный мужчина, которым он был в тот миг, овладел ею, довел до изнеможения и оставил спать в постели, откуда ей не следовало сбегать так надолго и откуда она больше никогда никуда не денется, потому что постель эта источает запах ее мужчины. Запах, который непременно нужно сохранить, ведь, если он рассеется, она утратит саму себя.
Допив бутылку, они пошли в спальню. Долго целовались. Улисес пробежал пальцем по шраму на животе. Потом начал ее ласкать, а когда вошел, стал повторять ее имя: Надин, Надин, Надин.
Он быстро кончил и рухнул на простыню, как конь, у которого в последнем забеге разорвалось сердце.
Надин взяла его голову, пристроила у себя на груди. И шепотом повторяла, пока он не уснул:
— Я здесь. Я здесь. Я здесь.
18
Разбудил его звонок от Мариелы. Испуганным голосом она сообщила, что напротив дома припарковалась подозрительная машина.
— Давно? — спросил Улисес. И понял, что в комнате он один.
— Сеговия проверил камеры, говорит, появилась в пять утра.
— Еду, — сказал Улисес.
Похлопал по другой стороне кровати. Он был голый. Улисес не любил просыпаться в чем мать родила. Накинул халат, выглянул в гостиную. Коробка стояла открытой. Надин спала в гамаке. У ее ног лежало собрание сочинений Элизабет фон Ар-ним и три кирпича с переводами сеньоры Альта-грасии.
Он вернулся в спальню и оделся. Потом подошел к гамаку.
«Она похожа на покойницу, — подумал он. — На самую прекрасную покойницу на свете». Наклонился и поцеловал ее в лоб. Надин глубоко вдохнула, будто вынырнула с глубины, и открыла глаза.
— Я поехал в «Аргонавты» по делам.
— Окей, — сказала Надин, потянулась и перевернулась на другой бок.
Вставляя ключ в замок, Улисес услышал из гостиной сонное:
— Не трогайте сад.
Автомобиль, черная «Тойота-Королла», въехал в тупик незадолго до пяти утра. Внезапно пробуравил черноту картинки в камере и остановился точно напротив дома. Сеговия заметил его, когда пошел проверить почтовый ящик. Вытащил два конверта, вернулся домой и немедленно заперся в маленькой комнатке между кухней и кладовкой, куда поступала информация с камер. Просмотрев ночные записи, спросил у Хесуса с Мариелой, не знакома ли им эта «тойота». В восемь утра она все еще была на месте. Тогда они позвонили Улисесу. Через пару минут после звонка водитель завелся и уехал.
— Когда вы вернулись? — спросил Улисес у Хесуса с Мариелой.
— Вчера вечером. Отдали пса на попечение одного нашего друга, ветеринара. Они вчера же выехали из Каракаса.
Они были уверены, что это полиция снова хочет запугать их из-за Тора. Сеговия придерживался иного мнения: это происки молодой хозяйки Паулины.
— Что нам делать? — спросил Хесус.
— Съезжу-ка я поговорю с охранником, — сказал Улисес.
Он подвел машину к будке на въезде в микрорайон. Худой как палка охранник не припоминал никакого похожего автомобиля прошлой ночью.
Улисес повторил: на камерах видно, как черная «тойота» в пять утра въезжает в тупик.
— Вы должны помнить.
Охранник с видимым усилием поднялся на ноги и, ухватившись за раму, встал в дверях.
— Вы что, пьяный? — спросил Улисес.
Охранник, который в дедушки ему годился, покачал головой и, чуть не плача, заговорил:
— Я голодный, сеньор. Три дня ничего во рту не держал, кроме горстки риса по утрам. Ночью несколько машин приезжало и уезжало. Я всех пропускал, врать не стану. Сил не было встать посмотреть, кто такие. Простите. Надеюсь, ничего страшного не случилось.
У Улисеса кольнуло в животе. Он приехал не позавтракав, даже кофе не выпил, и голод