Язык за зубами - Полина Панасенко
* * *
Мама снова проходит обследования. Тридцать восемь – это очень молодой возраст, говорит врач. Молодой для чего? Слово не произносится. Мама начинает исчезать. Где? В Опитальнор, отвечает папа. Опиталь – это больница, говорит мама, когда мы её навещаем, произносится «а», но пишется «о». Больница – от слова боль.
Бабушке с дедушкой говорить не надо, хорошо? А что говорить. Я и не знаю. Я знаю, что у неё больше нет волос. Я знаю, что в Опитальнор она лежит за пластиковой прозрачной ширмой и, чтобы её навестить, надо вымыть руки вонючим йодом. Я знаю, что если принести ей рисунок, его запечатают в целлофан, потому что есть микробы, которые я могу побороть, а мама нет. Я знаю, что, когда она возвращается домой, запах Опитальнор следует за ней по пятам. Поэтому всё надо перестирать, перенюхать и вновь стирать до тех пор, пока Опитальнор не выйдет вон из нашего дома. Я знаю, что в нашем доме ему никто не рад. Всё это я знаю, но не знаю, как это называется, и понятия не имею, к чему всё это может привести.
* * *
В Сент-Этьене есть дом, который прозвали Китайской стеной. Дом этот огромный. Самый большой в Европе. Его построили, чтобы он стал «символом осуществляющегося светлого будущего». Говорят, что район Китайской стены – район с дурной славой. Это значит, что все про него слышали, но никто не хочет там жить. Когда-то давно один президент приехал без предупреждения и посетил Китайскую стену инкогнито. Ещё бы. Я тоже обожаю её разглядывать. Когда мы с мамой едем на восемнадцатом автобусе, то всегда проезжаем остановку, которая находится ровно напротив Китайской стены. Если автобус идёт чуть раньше времени, то именно тут он выжидает несколько минут, чтобы уложиться в расписание. Это даёт мне время как следует всё разглядеть. Китайская стена – это невероятно красивый дом. Он похож на дом из России. Дом-эмигрант.
* * *
Этим летом нам приходится остаться в Сент-Этьене. Запах Опитальнор заполняет собой всё вокруг.
Папа купил французский телек. Устроившись на линолеуме гостиной, я смотрю мультик о животных, у которых вечно что-нибудь не так. Они пытаются любой ценой пересечь шоссе. Зачем – никто не знает. Это главная цель всей их жизни, идея фикс. Их тщетные попытки сопровождает эпическая музыка. Глава этого сообщества – барсук, у которого на голове прижился крот. Все животные очень быстро говорят и без конца устраивают собрания. Я терпеливо жду рекламную паузу. Знакомую заставку. Стабильность и повтор. Я узнаю её с первой ноты. Пододвигаюсь к экрану. Сосредотачиваюсь. Звуковой кубик Рубика начался.
Большой жёлтый слизень в кепке. Слизень летает и уничтожает монстров, которые напали на детей. После победы слизня дети бегут к нему и кричат Крустибат Кипэтэбат, где-то вдалеке слышен женский голос поющий Фи-и-индюс. Итак. Слизняка зовут – Крустибат. Фамилия его – Кипэтэбат. Возможно, что он родственник Бэтмена. Пока не ясно. Женский голос: тоже ещё не разобралась.
ЭкшнМэ-э-эн, ле плю гран дэ ту ле эро-о-о-о. Плю – самый. Гран – большой. Голос говорит, что этот Кен в камуфляже – самый большой. ОК.
Питч, мон Питч, шакян са бриош, шоко пепит фрэз комтювё, пран дан та пош ан Питч удё. Бриош – булочка. Дан та – в твоём. Пош – кармане. Ан Питч удё. Удё – я не знаю, что такое, но похоже на ду – мягкий. В общем, булочка Питч – мягкая булочка. Понятно. Дальше.
Тунуво, тубо, сэ лявион дэ Барби. Ну, тут всё просто, у Барби новый крутой самолёт. У меня больше вопросов по самому судну. Пилота нет, туалета нет, иллюминаторы без стекол.
Снова заставка.
Возвращаемся к животным на проезжей части.
* * *
Приходит день, когда мама выздоровела.
Настоящее счастье – не что иное, как этот день.
Папа покупает четыре билета в Венецию.
Немедленно катать всех на гондоле.
III
У меня назначена встреча с адвокатом в её офисе. Нужно расплатиться за работу, которую она уже сделала, и узнать подробности предстоящего разбирательства. Спускаясь в метро, я гуглю Джаллал Хами в разделе новостей. Он умер восемь лет назад, но суд по его делу начался только сегодня. В газетах его дело называют «дело Сен-Сира».
В первый день занятий в Sciences-Po мы оказались в одной группе по «введению в социологию». Я никого не знала. Села за рядом парней моего возраста, которые уже носили галстуки, впивающиеся в кадык, и кожаные атташе-кейсы. Я подумала, что кроме лысины стареть им уже нечем. Преподша молодая, весёлая. Странно обращаться к ней мадам. Видно, что она и сама делает усилия, чтобы нам не «тыкать».
Все должны будут сделать презентацию по парам. Тему выбираем из списка, который она читает вслух. Если тема нам интересна, надо поднять руку. На социология имён я поднимаю свою. Преподша спрашивает: А зовут вас? Полин. Полин, хорошо. А вас? Я оборачиваюсь, в самом конце аудитории улыбается парень. Он говорит: Джаллал. ОК, значит записываю, Полин и Джаллал на социологию имён.
Мы обменялись телефонами. Договорились встретиться на оранжевых стульях кафетерия. Купили панини с Нутеллой, начали шутить над именами из американских сериалов и спорить, существуют ли молодые родители, способные назвать новорождённого Дидье. В какой-то момент Джаллал сказал: А ты в списке группы записана как Полина. Ну да, отвечаю, только я – Полин. Больше мы это не обсуждали. Я ничего не спросила про имя Джаллал. Кажется удивительным, что можно готовить презентацию про «социологию имён», при этом не сказав ни слова про свои собственные. Именно так мы и поступили.
В Интернете я прочла, что он получил степень магистра международных отношений, отправился в кругосветное путешествие, выучил китайский язык, а затем вернулся во Францию в 2012 году и поступил в военную академию Сен-Сир. Три месяца спустя он умер на территории училища, утонул в пруду. Дедовщина.
В Сен-Сир не принято такие
