Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
– Категорически против объединения! – вызывающе ответили ей. – Пусть каждый решает свои проблемы сам.
– Вот именно! Например, у моей дочери вообще не может и не должно быть проблем, – вновь заговорила Авиталь. – Характер у нее сдержанный, скромный, не для каких-то там танцулек. Она с утра до ночи учится. Когда бы я ни пришла с работы – учится. Я уже ложусь спать – у нее еще свет горит. Сейчас, если не ошибаюсь, была сессия. Она не поднялась со стула, вместе с ее парнем Шахаром, – самодовольно заявила она, не глядя на перекошенное лицо Орит Села. – Они вместе часами сидели учились, как два голубка. Какие могут быть проблемы с такой девочкой?
– Замолчи, тварь! – вдруг раздался жуткий возглас.
Авиталь остолбенела. Вместе с ней остолбенело все собрание, сомневающееся, может ли горло человека испустить одновременно такой мощный, плачевный и оскорбительный вопль. Даже Дана, готовая уже ко всему, в одночасье забыла прежние упреки и требования в свой адрес, и обернулась в сторону того, кто это сказал.
Это сказала Шимрит. До сих пор она сидела, словно мышь, безучастная к происходящему, и вдруг… Выпрямившаяся в полный рост, с метающими молнии глазами, с искривленным от негодования ртом, эта мать-одиночка выглядела в этот момент опаснее всей свары, чуть было не разорвавшей учительницу. Не дав Авиталь опомниться, она гневно продолжила:
– Мерзавка! Жалкая хвастунья! Тварь! Все то, чем ты сейчас так гордишься, построенно на слезах моей дочери! Это – то, что твоя мелкая копия, твое отродье, совершила! Узнайте все, – обратилась она к окружающим, – вы, ищущие виноватых… узнайте все: все, что здесь происходит, это последствия измены, жертвой которой стала моя Галь… Узнайте все! Ее Лиат, ее отродье, была ближайшей подругой моей Галь, с первого класса. Она приходила к нам есть, ночевать, проводить время. Все эти годы мы не знали, кого принимали у себя. Змею подколодную! И вот, змея ужалила нас. Она вероломно и исподтишка увела парня Галь, очень серьезного парня… Шахара… а здесь заварила смуту. Галь чуть не умерла от горя… И я вместе с ней… Шахар был мне как сын! А теперь, эта мерзавка – как еще ее назвать? – простерла она обвиняющую руку к Авиталь Ярив, готовой сквозь землю провалиться от стыда, – во всеуслышание хвастается тем, какая дочь ее прилежная, хорошая, завидная. Так узнайте все: ее дочь – дрянь, способная идти по головам, и это она виновата во всем. Те ученики, о которых идет речь, это Лиат, Галь и Шахар, при том, что Галь вообще ни в чем не виновата, а Шахар… Бог ему судья!
Шимрит прокричала это срывающимся голосом, сквозь который пробивались слезы, и рухнула на стул без сил.
Начался новый переполох. Малка Ядид и Мерав Гоэль тотчас бросились к ней с обеих сторон, подносили к ее рту бутылки с водой, растирали ее холодные руки, говорили ободряющие слова. Даже Орит Села, потрясенная и обескураженная, подошла к несчастной женщине, когда та чуть-чуть воспряла духом, и присела возле нее.
– Шимрит, – заговорила она, положа руку на сердце, – меня тоже, честно говоря, эта история потрясла, но я даже не предпологала, что все обстоит настолько низко! Когда Лиат впервые пришла к нам в дом как девушка Шахара, мы с мужем очень удивились. Шахар нам ничего тогда не рассказывал. Мы полагались на него, как на созревшего мужчину. Но теперь… я просто в шоке! Боже мой! Что же случилось с нашими детьми? Почему это случилось? Ты же знаешь, как я относилась к Галь все эти годы! Как я могу принять сейчас такую, как Лиат, особенно после твоих слов? Как Шахар это допустил? Не понимаю… Поверь, если бы его возвращение к Галь зависело только от меня, я бы сделала все ради этого, все!
Авиталь Ярив это слышала, так же, как и все остальные. Ей стало противно дышать одним воздухом с этой мадам из высшего света, сынка которой полюбила ее дочь, на свое горе. Стало ясно, как день: в их семейке Лиат ждали только презрение и ненависть, несмотря на ее знания, упорство, честолюбие. Еще бы! Этим богачам нужны были прелести дурочки Галь. Не более того.
Не то, что Авиталь одобряла поступок Лиат, но желание видеть дочь счастливой перечеркивала в ней всякую критичность. И вот, Лиат была оплевана, унижена и дискредитирована сразу двумя матерями, и глаза всех окружающих глядели только на нее, а сквозь нее – на дочь ее, как на виновницу того, что целый класс сошел с ума. Не проронив ни слова больше, пунцовая как свекла, она вышла вон из класса, не закрыв за собой дверь.
Уход Авиталь заставил собрание ошеломленно притихнуть. Многие из повскакавших раньше с мест, вновь уселись в позе, выражающей полную растерянность.
– Хорош спектакль, – саркастично произнес Иоав Охана, посылая свои слова в тот угол, где тесно сбились четыре женщины: Шимрит, Орит, Мерав и Малка. – И не стыдно вам? Вам, элегантным, воспитанным дамам?
Орит Села, узнавшая в говоришвем своего давнего соседа, и, конечно, воспринявшая это высказывание лично, наступательно подняла на него глаза и твердо ответила:
– Стыдно, господин хороший, – это тогда, когда ученика недолюбливают, отталкивают, обзывают из-за того, что он, несмотря ни на что, отличается от других в лучшую сторону. Когда его успехи и его интеллект навешивают на него ярлыки, когда его личная жизнь оказывается предметом сплетен и злопыхательства, когда его неудачи унижают его в глазах общества. Стыдно, что такие парни, как мой сын, с самого детства вынуждены защищать себя перед своими же одноклассниками и другими районными мальчишками, которые им в и подметки не годятся, и быть изгоями.
– Ах, теперь мы выхваливаем свой товар? – усмехнулся Иоав, и добавил словно для себя: – На что же только оказываются способны эти снобы!
– Вот как? – болезненно вскрикнула госпожа Села. – Это значит, мы снобы? А кто ж тогда вы с вашим отпрыском, а?
– Мы – обычные люди, ходящие по земле! – взревел папаша Охана. – И, наверно, эта школа, с ее дурацкими порядками, не подходит моему сыну. Ему вовсе не обязательно становиться академиком, и даже аттестата зрелости ему не пригодится, чтобы работать и горя не знать! И, если некоторым особам неприятно его присутствие в этом классе, то пускай это им станет стыдно за их вопиющее высокомерие!
И, следуя примеру мамаши Ярив, он, не прощаясь, вышел прочь, обдав воздух резким запахом сигарет. Дверь за ним распахнулась
