Коза торопится в лес - Эльза Гильдина
Навстречу из темноты выплывают лица, все как один ручкаются с Малым, сплевывают, закуривают, с интересом уставляются на меня.
– Здравствуй, здравствуй, борзота! – обращаются к нему. – У-у, у борзоты охрана!
Малой выставляет меня вперед себя, озорно предлагая:
– Фотография с обезьянкой, фотографируемся с обезьянкой. Недорого. Один затяг и три глотка.
Я не успеваю обидеться. Видимо, уже привыкла к здешнему стилю общения!
– Не ссы, Маша, все будет наше, – шепчет мне брат, – сюда с деньгами придешь – напьешься. Без денег – все равно напьешься, – «успокаивает» он, прежде чем кинуться к своим знакомым. – Здоро2во, кучка фак ю!
И начинается! Кому не успел, демонстрирует новую серьгу, которую прячет от Папы, соревнуется в зубоскальстве, в умении, благодаря интонации и мимике, облекать обычные фразы в подобие шутки. После его команды (Малой тут неплохо распоряжается) несколько рук вдруг подхватывают меня и, вовремя потеснившись, дружно усаживают на спинку скамьи. И я окончательно тону в безудержном гудеже. Пока все глушат водку, самыч или коньяк (в зависимости от того, кто угощает), я среди этих пьяных туловищ могу спокойно сморкаться в платочек и примерять на себя окружающее. Я вряд ли когда-нибудь стану пить, как дядя Гера. Я насмотрелась. Со стороны это всегда отвратительно.
Про напиться брат просто так говорит. Выпить-покурить мне тут никто и не даст. И «ходить» никто не предложит. Малой бдит. Только кто-нибудь беседой вкрадчивой займет с далеко идущими планами, так брат метким словцом или просто прицельным взглядом тут же обрубает все сомнительные поползновения в мою сторону. И ухажера как не бывало. В момент рассасывается его безобидный флирт. И ухажер потом еще долго стоит, обтекает, оправдывается перед Малым.
Мне, конечно, как кошке, любое слово приятно. Но иллюзий на свой счет не питаю. Знаю, что, если бы не мой родственный «блат», вряд ли бы кто всерьез обратил на меня внимание. Так же, как и на тех малолеток, которые сиротливо жмутся в сторонке и с замиранием сердца мечтают познакомиться с кем-то из друзей Малого или с ним самим, но это уж и вовсе за гранью разумного. Как путешествие на Луну.
Нет у малолеток такого, как у меня, брата в качестве пропуска в эту взрослую компанию. А у меня есть! Хоть в чем-то везет. Поэтому для меня Малой, что бы ни случилось, всегда будет главным и славным, а к другим он может относиться как угодно.
К слову, среди этих малолеток затесалась моя староста Альбина. Но девочка-пират, несмотря на свои размеры, как-то сразу затерялась на фоне остальных. Здесь и побойчее найдутся. Сразу померкла и поникла. Захоронилась за чьими-то спинами: тише воды, ниже травы. Я и не сразу узнала ее. Единственное, что по-прежнему выдает ее, так это плотоядные взгляды в сторону Малого. Поедает его глазами. Смотрит, как кот на сметану. Но, говорю же, это бесполезно. Мой брат – верный Сонечкин пес.
В эту пятницу здесь проходит районное первенство. И почему-то поздно вечером. Среди игроков бывшие одноклассники Малого. Играют вяло. И немудрено: в потемках-то. Ничего ж не видно! Как играть? Как болеть? Или у меня у одной куриная слепота? Только вижу иногда, как мяч стремится от удара к удару и снова ныряет в темноту.
Я уже десять раз пожалела, что, послушавшись Малого, снова пришла морочиться сюда. Хочу на дискач! Гудит-гремит в отдалении за густыми зарослями парка пятничная дискотека в ДК. Но мне, дочке полковника Алексеева, «низзя» туда. Объяснение более чем странное: некто Роглаев, Бактыбаев и Юра Хаев (фамилии выучила наизусть, набили оскомину, здесь только о них говорят, будто никого другого больше нет) прибрали к рукам ДК в качестве своего штаба, базового пункта и наводят оттуда свои порядки в городе.
Одни на них молятся. Другие, старшее поколение, тихо возмущаются и ненавидят, дескать, деньги зарабатывают, а стадион и парк запустили, привести в порядок не могут! Роглаев, Бактыбаев и Юх – все двоечники бывшие. Мой дедушка их учил. Сладу с ними не было, а гляди – в люди выбились. Все это со слов Люси…
Скучно не только мне. Некоторые из болельщиков бросают в лужи кусочки карбида, пугают заблудившихся телят, которые то и дело забредают на поле. Тоже мне город. Скорее большая деревня. А еще райцентр называется. Но чужой рогатый скот хоть как-то оживляет игру. Болельщики, а порой и сами игроки нещадно пинают их, гоняют, стегают. А они, бестолковые коровьи детки, так жалобно мукают, вытянув шеи. Домой хотят, но никто не подскажет, не отведет. И они не знают, к чему приткнуться.
Вот и я не знаю, куда девать себя. Комары замучили. Бью себя по щекам и от нечего делать в который раз разглядываю водруженные рядом памятники советского гипсового реализма. Когда-то все они олицетворяли Спорт, Молодежь, Эпоху. Должны были вдохновлять пионерию и комсомол на покорение новых высот, на достижение новых побед. Теперь все эти мальчики с горном, копьеметатели, метатели диска – как привет из прошлого, забытые образы со стертыми лицами, отливающие в темноте легкой белизной. Они с немым укором взирают со своих полуразобранных на кирпичи пьедесталов на нынешних подростков, на своих, по сути, ровесников, а те в свою очередь открывают об эти самые пьедесталы пробки пива, соревнуются в меткости, забрасывая их камнями и бутылками. Особенно достается «Девушке с веслом». То ли потому что девушка, то ли потому что ближе всех. Доминанта эта в виде женской фигуры, вернее, то, что от нее осталось, больше походит на терминатора, у которого сгорела органическая кожа. То есть сохранился в основном голый скелет с некоторыми фрагментами туловища. Половина черепа тоже отбита. Вместо отколотых конечностей торчат куски ржавой проволоки. К ней иногда поднимаются на постамент: прижимаются, изгаляются, хватаются, о трусики тушат бычки или, взявшись за руки, водят дурацкие хороводы.
Разумеется, она не от Шадра, откуда в попе алмазы. Обычная, от Иодко, в трусах (мне Хаят такие покупает) и футболке. Но вряд ли из нас кто-то догадывается о различиях. И даже я, пока не глянула в словаре крылатых слов и выражений. И для меня она почему-то так и осталась на всю жизнь Верой Волошиной, студенткой, позировавшей для скульптора Шадра. Она в моей тогдашней жизни сыграла заметную роль, но об этом дальше.
Какие-то парни, накидавшись, хором наваливаются на нашу скамейку. И мы, сидящие, с визгом опрокидываемся назад. При падении трескаюсь затылком обо что-то твердое. Из глаз вылетают искры. Превозмогая боль,
